Райский сад первой любви

Сыци и Итин родились зимой. Тринадцатый, четырнадцатый и пятнадцатый день рождения они отмечали с сестрицей Ивэнь, поскольку и сама Ивэнь была зимним ребенком. Когда Сыци училась в выпускном классе, на горизонте маячило восемнадцатилетие, но ей стало все равно, у нее не было ощущения, что она повзрослела. Разумеется, день рождения – не какое-нибудь заклинание, отметишь его, и сразу гарантировано взросление, но она-то понимала, что никогда не повзрослеет, ее душевные переживания подпитывали черную дыру, которая время от времени хаотично рыгала, более того, черная дыра образовалась и внутри. Все говорили, что она слишком бледная, белая, как алебастровая скульптура. Она всегда представляла, что кто-то сует обе руки ей внутрь, чиркает спичкой, а на внутренней стенке живота выгравирована фраза, сказанная ей учителем: «Скульптура создается путем разрушения».

Ивэй привел Ивэнь в магазин господина Маомао, чтобы выбрать подарок на рождение малышу в животе. Маомао наблюдал, как они ходят по магазину, держась за руки, и лицо его напоминало выставленную перед рестораном корзинку мятных конфет, которые может взять любой желающий. О, господин Цянь, госпожа Цянь, поздравляю. Когда Ивэнь смотрела на Маомао, выражение ее лица казалось ему морем. Я действительно хочу кричать в его глубины, как в том забавном японском любовном фильме, хочу сложить руки рупором и покричать мое имя в омут твоих глаз.

Для малыша я бы порекомендовал браслетик на ножку, это безопасно. Ивэй сказал: «Ну тогда давай его». Ивэнь добавила: «Что-то простенькое». Маомао увидел, как рука Ивэя легла на бедро Ивэнь. Простенькое типа такого? Несколько линий, и эскиз готов. Вот такой! Ивэй обрадовался. Сейчас много заказов, можно приступить через месяц? Ивэй рассмеялся. Даем тебе девять месяцев! Маомао улыбнулся. Господин Цянь наверняка рад. А то! Госпожа Цянь тоже наверняка рада. Угу. Только провожая клиентов, Маомао обнаружил, что в балетках Ивэнь еле-еле достает до груди мужа, а ему самому надо поднимать голову, чтобы посмотреть в глаза Ивэя, и опускать голову, чтобы заглянуть в глаза Ивэнь. Твои ресницы щекочут мое сердце, но оно не смеется, а плачет. Ивэй уже забрался на водительское место; прежде чем сесть на пассажирское, Ивэнь помахала Маомао рукой, но ему казалось, что это машут ресницы. Он вернулся в магазин, поднялся на второй этаж, быстро выбрал подходящие бриллианты и нарисовал подробный эскиз, подтирая в некоторых местах ластиком, в итоге дотерся до того, что ножной браслетик на бумаге перестал казаться естественным, превратившись в нечто надменное и властное. Лишь бы ты была счастлива.

Не прошло и пары дней, как Ивэнь снова пришла к нему в магазин. Маомао спросил: «Вы рады, госпожа Цянь?» Только недавно он задавал такой же вопрос, но сейчас оба знали, что по другому поводу. Ага, рада, правда рада. Это чудесно. Маомао обнаружил, что говорит правду. Все его тело словно бы превратилось в открытые глаза и судорожно плакало. Вот только настоящие глаза не плакали. Я хочу забрать подвески для своих подружек. Подружек? А, подружек! Конечно.

Две одинаковые подвески из белого золота: в клетке с тоненькими прутьями на жердочке сидит синяя птица. Клетка округлая, как купол мечети. У птицы оперение из синей эмали, вместо глаз желтые бриллианты, а на лапках искусно выгравированы коготки и бороздки, дверца клетки открыта и слегка покачивается, и вместе с ней покачивается птица на жердочке. Ивэнь легонько встряхнула подвеску, а потом положила ее в руку господина Маомао. Когда ее пальцы коснулись его мягкой ладони, Маомао показалось, что он дерево на высоком холме, которое раскололось от удара молнии. «Господин Маомао, это настоящее произведение искусства». – «Вы слишком добры, госпожа Цянь». – «В искусстве скромности вы тоже преуспели». – «На самом деле за эту вещицу меня переполняет гордость». Они оба рассмеялись. «Гордиться про себя – это тоже искусство». Ты так красиво смеешься. Я хочу запаковать твой смех в бархатную коробочку.