– Что это происходит там внизу? – спросила леди Бриггс.
– Ничего, просто мотивирующее собрание, – ответила я.
– Но ты огорчена, что случилось?
И я рассказала ей про мисс Миллз. Леди Бриггс выглядела потрясенной и разъяренной. Это было так странно – рассказывать старушке, которую усаживаешь на переносной унитаз, как ты помогала другой старушке делать то же самое, но уронила и серьезно покалечила ее.
– Это вышло случайно, она была очень тяжелая, – оправдывалась я. – Вас я не уроню.
– Но ты не должна была делать это в одиночку, – сказала рассудительная леди Бриггс.
– Знаю, но я была одна.
– Это место летит в тартарары, – констатировала леди Бриггс, слова эти я слышала уже не раз, но в ее устах они прозвучали зловеще.
– Мы стараемся изо всех сил, – заверила я.
Наступил день рождения Майка. Миранда вручила ему открытку с дутыми буквами, и Майку, похоже, очень понравилось. Жаль, что Миранда вручила открытку у меня на глазах – момент был довольно личный. Они поцеловались в губы, но едва касаясь. Это было исключительно сексуально, но не доставило мне ни малейшего удовольствия. Я ощутила только прилив мучительной ревности, и захотелось дать Миранде по физиономии.
Вечерами после работы я ездила домой с Мирандой и Майком в его «датсуне». Зная, какой Майк скрытный, я чувствовала себя немного неловко от того, что мне известно о нем так много – его манера целоваться, эротичность пальцев, размер ноги и т. п., – я чувствовала себя виноватой, глядя в его глаза в зеркале заднего вида, когда он проверял, нет ли машины сзади, перед тем как повернуть или затормозить. Чувствовала себя ничтожной. Но это было лучше, чем тащиться пешком.
Майк с Мирандой часто останавливались в «кармане» на дороге по пути домой – из-за матери Миранды, которая не одобряла их отношения. Обычно они занимались этими едва-касаясь поцелуями, если меня в машине не было, но сегодня просто болтали и, может, поцеловались разок-другой, пока я выходила покурить и проверить, как там живая изгородь. И я попыхивала сигаретой и придумывала названия для поп-групп или имена для своих будущих детей или воображала, что буду делать, если выиграю в тотализатор.
Утром в субботу я отправилась, как и планировала, в город с Мирандой и Мелоди, ее сестрой-однояйцевой-близняшкой. Они собирались сначала покататься на роликах, а потом поглазеть на шмотки и помаду. Я планировала навестить Эмму Миллз в Королевской лечебнице, пока они будут кататься, а потом присоединиться к ним на шопинге (думала заглянуть в C&A, приглядеть плащ и беретку). Я прихватила с собой в хозяйственной сумке вязаный плед мисс Миллз, и хотя и знала, что в больницах жара как в печке, но подумала, что ей все равно будет приятно. И взяла еще ее зубы, завернутые во влажное бумажное полотенце, чтобы не стучали.
Когда мы вышли из автобуса возле Грэнби-Холлс, Лонглейди встали в очередь на роллердром, а я побежала в Королевскую лечебницу.
И в автобусе, и торопясь по дорожке ко входу в больницу я твердила себе, что Матрона ошибается. Эмма Миллз не могла умереть к сегодняшнему дню, это просто еще одна из тех злобных гадостей, которые Матрона обожает говорить. Мисс Миллз идет на поправку, и обрадуется мне, и прижмет к себе плед, и спросит, принесла ли я мармеладки «Нью Берри Фрутс». Но, войдя в больницу, я начала опасаться худшего, что она умерла, а рядом не было никого, чтобы утешить ее в последние часы и минуты. И проклинала себя, что не пришла раньше.
В отделении «Одамес» я обратилась к дежурной сестре. Симпатичной, с рыжими волосами и ресницами, выкрашенными синей тушью.
– Мисс Миллз, Эмма Миллз, – сказала я. – Она поступила в среду вечером.
Дежурная сестра пролистала журнал и взглянула на меня:
– Вы родственница?
– Да.
– В каком родстве? – уточнила она.
– Подруга.
Сестра встала, захлопнула журнал. Я должна убедиться, что вы состоите в родственных отношениях с пациентом, сказала она, только тогда она даст информацию.
– Но я ее близкая подруга, ее единственная подруга.
Сестра перебирала бумаги и поглядывала на свои карманные часы.
– Не у всех же есть родственники, и что, получается, их нельзя навещать? – разволновалась я. – И человек не может узнать, как себя чувствует его друг и не нужно ли плед или, мать вашу, еще что-нибудь?
Мне не следовало произносить «мать вашу», потому что медсестра хлопнула ладонью по столу и объявила, что не будет разговаривать в подобном тоне.
– Дело в том, – принялась объяснять я, – что я работаю в «Райском уголке», где живет мисс Миллз, и она думает, что я ее сестра, и она будет волноваться, куда я делась, и у меня ее зубы. – Я протянула в доказательство маленький розовый сверток.
– Ой, – медсестра разом смягчилась, – так ты Фанни-Джейн?
– Да, это я!
– Погоди минутку, – сказала она и скрылась.
Вскоре еще одна сестра высунула голову в коридор и уставилась на меня, как будто первая сообщила ей, что прибыл клоун.
– Ты Фанни-Джейн?
– Да.
Новая сестра вышла из палаты и приблизилась ко мне, губы у нее были поджаты.
– Мне жаль, но мисс Миллз скончалась вчера днем.
– Ох.
– Мне очень жаль. Она спрашивала о вас, но я… мы подумали…