На этих словах мисс Питт схватила декоративный крест, отмечавший могилу Роуз Вилстон, и принялась колотить меня им. Я вырвала у нее крест и больно ткнула ее острием. Она завизжала, перехватила оружие и направила мне в горло, словно намереваясь остановить меня силой креста.
Все посетители кладбища, на многие ярды вокруг, включая мистера Симмонса, наблюдали, как мы катаемся по земле. Вероятно, кто-то из них вызвал смотрителя, потому что тот внезапно появился на своем мотороллере.
Мы встали, отряхивая с одежды сухую траву.
– Не понимаю, к чему поднимать такой хай, Лиззи, – прошипела мисс Питт. – Мы же заключили сделку. – И поспешно сбежала.
– Что тут происходит? – удивился смотритель.
– Эта женщина пыталась приставать вон к тому мужчине, – показала я на мистера Симмонса.
А мистер Симмонс явно переживал потрясение. Приоткрыв рот, он весь трясся, его состояние можно было описать как «задыхался от возмущения».
Смотритель спрыгнул с мотороллера, прислонил его к простому светлому надгробию миссис Мелитты Симмонс, которую Господь призвал к себе в 1973-м, и влил в мистера Симмонса несколько глотков воды из своего набора экстренной помощи, который требуется, как он сказал, «каждый божий день какому-нибудь несчастному дуралею».
Мы сели на ближайшую лавочку, и я рассказала смотрителю, что тут не произошло ничего криминального, обычные семейные разборки. Смотритель сказал, что он такого вдоволь насмотрелся, особенно с наследниками, и проводил нас до парковки. Мистер Симмонс никак не мог вспомнить, где поставил машину. Я помнила только, что мы приехали на белом «ровере». А парковка была забита белыми автомобилями.
– Какой номер? – спросил смотритель.
– «Ты Озорной Мудак» 264G, – ответил мистер Симмонс.
Мы осмотрели парковку, я даже отошла в сторонку, чтобы взглянуть под другим углом, но тут смотритель прокричал: «“Ты Озорной Мудак” – вон там».
Мистер Симмонс не в состоянии был сесть за руль. Со стариками вечно так, их легко вывести из равновесия, а потом все, затык. Смотритель все еще слонялся поблизости и, когда я сообщила о проблеме, сказал, что выход есть, и спросил, не позвоню ли я кому-нибудь из его сторожки. Я позвонила маме, и она, должно быть, гнала на всех парах, потому что появилась меньше чем через двадцать минут в фургоне прачечной «Подснежник», который почему-то оставался в ее распоряжении, хотя она больше не работала там водителем. Смотритель следил за нами издали и подошел поздороваться.
– Что случилось? – спросила мама, спеша к нам.
– Девочка сцепилась с одной дамой прямо на могиле, – заложил меня смотритель. – Жутко, как сцена из «Экзорциста».
Инцидент на кладбище вынуждал рассказать маме о неформальной сделке с мисс Питт. Она отвезла нас обратно в «Райский уголок». Мистер Симмонс вылез из фургона, и я уже собиралась последовать за ним.
– Нет, погоди, – сказала мама. – Что это было?
Я изложила в общих чертах, и мама взвилась до потолка. В прямом смысле взвилась, стукнулась о крышу фургона и заорала:
– Ты долбаная идиотка, тебе всего-то и надо ходить в школу! Это тебе что – роман, пьеса, телевизор? Господи, Лиззи, просто ИДИ В ЭТУ ДОЛБАНУЮ ШКОЛУ!
Позже, дома, я рассказала ей все, в подробностях, последовательно.
– Я разберусь с этим, – сказала мама.
27
Распродажа века
Мама начала распродавать последние фамильные ценности. Я чувствовала себя немного виноватой из-за этого. Не то чтобы я могла оплачивать наши счета из тех крох, что зарабатывала, но средства у меня имелись, и я транжирила их, покупая всякие кондиционеры для волос и разные сорта чая и кофе.
Вкус к распродаже ценностей у мамы появился, когда несколько лет назад она продала кровать под балдахином, но без матраса, который ей стыдно было показывать, и его тайно, в сумерках, оттащили на свалку, когда никто не видел. Мама не могла поднять его в одиночку, и пришлось призывать на подмогу сестру, брата и меня. Ликвидация матраса оставила отпечаток на всех нас.