Райский уголок

Мы подошли к могиле миссис Симмонс. Я думала, что мистер Симмонс положит цветы и перекрестится, но он стоял и просто смотрел на могильный камень. Я закурила, чисто бессознательно, и отошла в сторонку – на случай, если он разрыдается. Но он не плакал, он говорил довольно официально, стоя на крошечной гравийной площадке, вытянув руки по швам. Я почти ничего не слышала, кроме «…я не смог сделать тебя счастливой, но я женился еще раз, знаешь». Как будто просто разговаривал с ней, как в пьесе, где люди говорят то, чего никогда не сказали бы в реальной жизни, просто чтобы объяснить зрителям, что происходит.

«И я был счастлив. Думаю, ты бы этому обрадовалась».

А потом он помахал камню на прощанье и пошел прочь. Я думала, мы возвращаемся к машине, но мистер Симмонс сказал:

– Нет, погоди, мне нужно повидаться с другой женой.

– Сколько же у вас было жен? – спросила я.

– Две, – ответил он, и мы пошли дальше, беседуя.

Его первый брак – это двадцать лет тоскливых мучений. Второй – три года абсолютного блаженства, пока его жена по глупости не умерла от простуды, потому что они не сообразили, насколько серьезно положение, и не обратились вовремя к врачу. А теперь мисс Питт – которую он почти не знал и видел, может, всего пару раз, пока его жена была жива, – коршуном налетела на него и отравила ему и без того сломанную жизнь своим голосом, своей властностью, ужасными колготками, отвратительным вкусом и зеркалом с рамой в виде радуги, от одного взгляда на которое его мутит.

Сейчас у них очень запутанные отношения, потому что по завещанию он является опекуном – до своей смерти, после чего все достанется ей, – и она изводит его, требуя покрасить оконные рамы. «Не хочет унаследовать хлам», – пояснил мистер Симмонс.

Мы с некоторым трудом нашли на карте место второй жены, оказалось, что идти туда довольно далеко вверх по склону и мимо детских могил с грибочками и зайчиками, и я невольно задумалась, полагается ли Колокольчику грибок или зайчик или он считается слишком недоношенным для этого. До могилы мистер Симмонс добрался полностью вымотанным, мы оба пребывали в крайне подавленном настроении. Место было определенно менее дорогим и без всякого красивого вида – только серая нитка электрических проводов и железной дороги, но ни деревца, ни лавочек, ни гладкой зеленоватой гальки дорожек, лишь засохшие стебли непонятно чего в уродливой квадратной вазе на клочке пожухлой травы, а вокруг сотни таких же участков. Здесь располагались самые свежие могилы, и большинство посетителей навещали именно их, и потому тут царила людная безысходность.

Мистер Симмонс заговорил с могилой. Его руки больше не свисали безжизненно по бокам, он всплескивал ими, рассказывая что-то. Я отошла, чтобы не слышать. Но все же расслышала.

– Ну что, с днем рождения, любимая. Я заходил к Флосс, у нее все нормально.

Я увидела, как он вынимает платок, и внезапно поняла, почему никто не хочет ходить вместе с пациентами на кладбище. Закурив еще одну сигарету, я наблюдала, как поезд остановился у семафора, и, размышляя, смогу ли поступить в университет, заметила, как кто-то спешит к нам.

– Так-так, Лиззи, – начала мисс Питт. – Жаль, что ты не сообщила мне, что папа собрался прогуляться, я могла бы подвезти его и сэкономить ему бензин. Папа! – окликнула она. Он не обернулся, но она ринулась к нему. – Я тоже пришла поздравить маму с днем рождения.

Я ухватила ее за руку.

– Пожалуйста, дайте ему побыть одному. – Я сама удивилась своему зрелому тону.

Она выдернула руку, но я преградила ей дорогу. Она попыталась обойти меня, но я встала прямо у нее на пути. Она толкнула меня ладонью прямо в лицо. Я толкнула ее в ответ.

– Оставьте его в покое, – прошипела я и сделала шаг, чтобы оттолкнуть ее еще дальше, но она оказалась быстрее и, схватив меня за руку, профессиональным движением выкрутила ее так, что я рухнула на колени.

Мисс Питт, наверное, всю жизнь тренировалась ломать запястья детям. Потом она отпихнула меня, и я упала на могилу некой Роуз Вилстон, скончавшейся в 1974-м.

Мисс Питт решительно шагнула в сторону мистера Симмонса. Я ползком метнулась ей вслед, ухватила ее за полу плаща и тянула изо всех сил, пока она не грохнулась на землю, прямо на спину. И тогда я уселась на нее сверху и прижала ей горло предплечьем. Мы не сводили глаз друг с друга. Это был самый иррациональный момент за всю мою жизнь – даже более иррациональный, чем мой оборванный телефонный звонок, когда я позвонила, только чтобы услышать голос Майка Ю. В руке я все еще держала сигарету и почему-то решила затянуться.

– Лиззи Вогел, немедленно слезь с меня, – приказала мисс Питт и резко дернулась, так что я потеряла равновесие, но я уже давно не ребенок и инстинктивно потянула ее за собой.

Мы перекатились на бок, она орала: «Отвяжись от меня, мелкая дрянь!» А я орала в ответ: «Вали в свою школу и оставь нас в покое – ты, жадная корова!»