Мне в пабе никогда не нравилось. Бармен вечно спрашивал, сколько мне лет, и приходилось клясться смертным одром моей матери вслух перед всеми этими мужиками, что мне восемнадцать, а они всякий раз дружно ржали. Я ненавидела водку с лаймом, и даже если пила очень-очень медленно, у меня лицо делалось красное-красное, а разум отключался.
Пришли несколько старых подружек Эйлин, включая сестру Гвен. Чувствуя, что не контролирую себя, я отвернулась и заговорила с Мирандой, хотя ненавидела ее за то, что она так грубо обошлась с Майком.
– Как обстоит с кунг-фу? – спросила я.
– Не стану я этого делать. Мне надоел Майк, – ответила Миранда, одним махом опрокинув в себя порцию водки, – и вся эта китайская хрень.
Я вздрогнула.
– Придется ему поискать кого-нибудь другого, – сказала она.
– Ты его бросила?
– Ну да, наверное, не знаю, я разрываюсь между ним и Смигом, – призналась Миранда. Порылась в сумочке. – Смотри, я составила список за и против, потому что, честно, Лиззи, я в полной растерянности.
Пускай я уже была не совсем в себе, но отметила, что Большой Смиг на много ярдов опережает Майка в этом списке. За Майка только его будущий бизнес по производству контейнеров из фольги и возможная жизнь в Америке (Миранду, как и меня, настораживали его крепкие семейные узы). У Большого Смига наличествовали, во-первых и в-главных, любовь к сексуальным отношениям и всем видам секса, тяга к приключениям, юмор, интерес к музыке регги, мотоциклам, невероятно привлекательный пенис, лыжи, любительский театр и вдобавок богатая семья (со слабыми семейными узами).
– Не знаю, что мне делать, – заныла Миранда.
Очень вовремя в дверях возник Большой Смиг в шлеме, и она кинулась к нему.
А я поскорее вышла из паба, пока никто не привязался с разговорами. И вернулась убирать кладовую – бегом, чтобы не разминуться с Майком Ю. Я решила, раз Майк все еще там, предложу себя на замену и станцую кунг-фу вместо Миранды. Пришлось мчаться стремглав, чтобы не только не упустить Майка, но и не передумать. Подъездная дорожка была перекрыта, так что сразу не понять, на месте он или нет, но, оглядев улицу рядом с «Райским уголком», я нигде не заметила его машины.
Я проверила задний коридор, заглянула в морг, где стояли громадные жестянки и коробки. Не было никакого настроения заканчивать работу, но надо: строители заявятся к восьми утра. После выпитой водки работа казалась вообще неподъемной. В кухне я спросила ночную сестру, не видела ли она Майка. И если нет, не могла бы она помочь мне. И если нет, может, тогда мистер Симмонс.
Майк тут, ответила сестра, но она его уже какое-то время не видела. Мистер Симмонс смотрит кино, а она делает себе маникюр. Я вернулась в морг, передвинула несколько десятифунтовых банок с абрикосовым джемом, взгромоздила банки с зеленым горошком на нужное место. Сладкое (консервированные фрукты, дольки грейпфрута в сиропе, начинку для фруктовых пирогов и джемы) я поставила вдоль одной стены. А соленое (тушенку, колбасный фарш) – слева, дальше супы вдоль другой стены, а то, что «среднее» (мука и рис), – в угол.
Если Майк все еще дожидается Миранду, скоро ему надоест, и он уйдет, а когда будет уходить, пройдет мимо двери в морг. Забив на работу, я ждала Майка, и чем дольше он не появлялся, тем сильнее я хотела его видеть и тем старательней таращилась на коридор за дверью. Периодически совалась в кухню глянуть, может, он там, но нет.
Потом я услышала «Поединок кунг-фу» – музыку для танца-рассказа Майка и Миранды, едва различимо доносившуюся сверху. Музыка смолкла, опять заиграла. Мне стало ужасно жаль Майка. Он, наверное, сейчас наверху, в комнатах сестер, репетирует в одиночестве, ждет, пока вернется Миранда, и знать не знает, что она умчалась верхом на «Кавасаки ZiB 900» с Большим Смигом и появится только завтра утром, с несмытой с вечера косметикой.
Я едва не разрыдалась, вспомнив обычное выражение лица Майка; я едва не разрыдалась, вспомнив о его надеждах и мечтах, о его нежности по отношению к дедушке; я едва не разрыдалась, вспомнив, какие у него волосы. Ни у одного мужчины на свете я не видела таких прекрасных волос. Прямые, но упругие, поэтому они не падали на лоб, а торчали ежиком и легким облаком окружали голову. И спускались прядями сзади по шее. Волосы были подстрижены перьями, немножко в стиле кунг-фу, и при его идеальных точеных скулах смотрелись великолепно. Глаза у него черные, а губы – в форме удлиненного сердечка. Он весь был произведением искусства, на которое можно смотреть бесконечно. Как подростковый рисунок идеального парня. Он был как Дэвид Кэссиди – спокойный, улыбчивый, китайский Дэвид Кэссиди, который никогда не напялит ковбойский костюм и не будет позировать в расстегнутой рубашке.
И вот, сидя в морге на бадье с джемом, я думала о необычных волосах Майка. И, зная, что Миранда не собирается танцевать с ним в день открытых дверей, потому что она в облегающих шортах будет выступать в «Шоу Барри Шина» с Большим Смигом, я разрыдалась