Ракетное утро России (СИ)

Вспыхнувшее было ядовитое желание спросить: «ты одна или с любовником», к удивлению самого Георгия, мигом улетучилось. Девушка выглядела настолько эффектно, что не захотелось портить встречу выяснением отношений. Шею украшала та самая бриллиантовая нить, но не она приковывала взор. До России докатилась легкомысленная западная мода. Свободные платьица укоротились ещё более, а когда барышня села на стул, закинув ногу за ногу, показались коленки. Смелый разрез на юбке, пару недель назад вызывавший нервные глотательные спазмы у ракетчика, рядом с этим фасоном можно считать монашеской рясой.

Георгий зажмурился. Летом двадцать третьего в Париже самые смелые модницы приоткрыли лодыжки, и это казалось на грани приличия!

- Какими судьбами…

- Попутным ветром, дорогой. Все газеты трубят о происшествии. Ты лежишь, весть в бинтах как инвалид германского фронта, и, насколько я тебя выучила, не получишь ни копейки.

- Оклад копится… - он был не готов к бесцеремонному напору. Что с ней? Короткое знакомство с «дрыщём» так повлияло?

- Оклад? – в её устах это короткое слово прозвучало насмешливо. – И ты доволен? Умоляю, не заводи, ради всего святого, старую шарманку о романтиках-ракетчиках, что трудятся по уши в азотной кислоте ради одной только мечты о звёздах. За мной ухаживал, считая каждую копейку в трактире… А сейчас, когда выпал шанс, будешь и дальше стесняться взять положенное по праву?

Она не добавила уничижительное «тряпка», звучавшее между строк. Распятый на койке, Георгий и не пытался сопротивляться. Энергические высказывания девушки несколько смешили и вызывали любопытство – что же втемяшилось в её декоративную головку.

- Сколько же, по-твоему, мне положено?

- Много! – она привстала и наклонилась, отчего аромат духов перебил больничные запахи. – В коридоре отирается пара репортёров, ваш директор дал по десятке санитарам, чтоб вышвыривали самых дерзостных. Слушай! Я впущу их ради очень краткого интервью – на минуту-другую. Обязательно скажи о проблемах с авто.

- Хорошо. А зачем?

Предприимчивая девушка снова опустилась на стул. Беседа складывалась в нужном ей ключе.

- Я видела заводчика с «Изотты-Фраскини», самодовольный и пренеприятный тип, доложу тебе.

- Да… Он и на испытаниях отирался.

- Вот! Услышав про неприятности с машиной, примчится как миленький. А я с газетчиками условлюсь на платное особое интервью. Англичане такое называют странным словом «экс-клю-зив», верно?

- Допустим.

- Типу скажешь – могу заявить, что тормоза на «Изотте» хуже навоза, чуть не убился, надо было Академии с «Руссо-Балтом» компанействовать. Или наоборот, если бы не «Изотта», что у неё там прочноё – колёса, сиденье…

- Правильно это называется «шасси».

- Вот-вот. Если бы не оно, убился бы… Слава «Изотте-Фраскини»! Но не даром, - она хитро прищурилась. – Давеча мой сосед с третьего этажа себе их лимузин прикупил, меня иногда подвозит. Тебе же не помешает хорошее авто, всего за пару фраз в газету?

Так это был просто сосед… Облегчение накрыло Георгия вместе с его забинтованной головой, и он пропустил пару фраз – Элиза щебетала о размере гонорара, что нужно выдоить из прессы. Рассуждения барышни удивительно совпали с расчётами Засядько. Раз так, стоит соглашаться!

- Экая она у тебя строгая, - заметил Бестужев, усаживаясь на освободившийся от девушки стул. – В дверях встретила и упёрлась – давай её сто рублёв, или не пустит к больному, нельзя его тревожить. Не признала сразу.

- Сто?! – Георгий хохотнул, отчего рёбра протестующее вскрикнули. – Ну что же, плати и тревожь меня на эту самую сотню… Шучу, брат. Спасибо тебе. Прям из могилы вытащил! Там же азотная кислота плавала…

- Чепуха. Тебя же она не съела. И мне – что с гуся вода, глаза щипало чуть. Всё же целый пруд, остатки окислителя растворились в нём. Меня другое волнует, Жора. Вроде и кислоты, и горючего наливал – чтоб аккурат на заезд хватило. Запас от силы десятая часть. Двигатель должен был заглохнуть, как только ты створ полосы пролетел. Сомнительное дело…

- Может, Генрих перестарался? Директор наш как шальной бегал, орал: проверьте всё снова в тысячный раз. Вот твой приятель и перебдел с уровнем.

Бестужев оглянулся, словно опасался – не подслушивает ли невидимый филёр их беседу в одиночной палате.

- Ренненкампфа контрразведка в оборот взяла. Кто, как, откуда. Пытают – не он ли открутил тягу РУДа. Хотя я полагаю – могла сама отвалиться от тряски, нужно шплинт толще ставить. Но контрики не слушают. Они не шплинтами мыслят, а заговорами против Республики. Оказывается, его покойный отец имел неосторожность что-то сказать в защиту левых эсеров…

- …А где левые эсеры, там – террор, - догадался раненый. – Только террористы чиновников царских уничтожали и требовали какой-то свободы народу.

- Да. Сейчас народ свободен. Хочешь – помирай, хочешь – живи, если сможешь. Коли бы не мои итальянские запасы, не то что на «Руссо-Балт», на бензин к нему не скопил бы.

- Ты его не поломал, гоняясь за мной?