Ракетное утро России (СИ)

- Когда ты закончишь, наконец, тряпка?! Я тебе сказала – улажу вопрос с русскими, они нас не тронут. Не дёргайся!

Элиза была категорически против обращения в полицию по поводу Клауса. По её словам, транснациональная фирма «Вольфштейн и Ко», через связи которой Георгий попал на Ракетенфлюгплац, сохранила прекрасные связи и с русскими, и с германцами, торгуя с обеими воюющими сторонами одновременно. Соответственно, тамошним дельцам ничего не стоило шепнуть в нужные уши: отстаньте от нашего протеже. Неуклюжее вмешательство полиции только бы всё испортило, а Георгий навлёк бы на них обоих гнев разведки российского Генштаба.

- Я не тряпка! – вскричал уязвлённый ракетчик.

- Ты – хуже! – Элиза подошла вплотную с халатиком в руках. Распалённая гневом, она даже не удосужилась его надеть. – Ты смелый только со своими ракетами. Перед людьми теряешься, боишься собственной тени. Я уже тысячный раз пожалела, что связалась с тобой!

Казалось, она сейчас хлестнёт сожителя этим халатиком по физиономии.

- Ты не понимаешь, дура! – выпалил он. – Мы не успеваем сделать турбинный аэроплан, Эрхард приказал Дорнебергеру готовить к дальнему вылету наш единственный «Кондор».

- И что? – её слова прозвучали как плевок. Впервые услышанное от любовника слово «дура» явно перевесило военную важность сообщения.

- А то! «Кондор» полетит к Варшаве с двумя тоннами иприта! Иприта!!!

Она опустилась на край кровати, словно ноги перестали держать.

- Что же ты сразу не сказал, бестолочь…

Удивительно справедливые слова, если учесть, что она всего пять минут как вошла в дом, а по телефону такие вещи не обсуждаются.

- Вот… говорю. Пытаюсь донести, чтоб ты поняла – не хочу быть соучастником преступления.

Он сел рядом и попытался приобнять, скорее дружески, чем с пикантными намерениями, вполне возможными, учитывая её дезабилье и сладость перехода ссоры в бурные ласки. Элиза стряхнула его руку, затем метнулась к шкафу. С плечиков на кровать полетела верхняя одежда.

- Меня не будет дня два. Надеюсь, что мои хорошие знакомые сумеют нажать на нужные рычаги. Если нет – нам действительно придётся бежать, - у выхода она добавила: - Хватит того, что я насмотрелась в Польше.

Хлопнула дверь, Георгий снова остался в доме один. Короткий день на переломе зимы к весне подходил к концу. А был ли он не один, когда Элиза находилась рядом? Уже ни в чём нельзя быть уверенным!

Парочка грызлась по мелочам десятки раз, но впервые они опустились до оскорблений. «Тряпку» он ей никогда не простит. Наверно, и она – «дуру».

Через два и даже через три дня от упорхнувшей репортёрши не было никаких известий. Дорнебергер тем временем закусил удила. Чувствуя, что немногих посвящённых в тайну высотная бомбардировка отравляющими веществами приводит в ужас, он собрал их под крылом очередного строящегося «Кондора».

- Не буду напоминать вам, коллеги, что русская армия в шестнадцатом широко применяла фосген и хлорпикрин против наших австро-венгерских союзников.

- Верно, герр директор, - влез один из инженеров. – Однако Рейх после Мировой войны подписал Женевскую конвенцию.

- Русские своими зверствами, так называемой «местью за Одессу», попрали правила войны, вели себя как истинные варвары. Их ракетный удар под Варшавой в одночасье погубил десять тысяч наших солдат…

«Именно – солдат, - подумал Георгий и, как обычно, ничего не возразил вслух. – А бомбы с высоты одиннадцать-двенадцать тысяч полетят куда угодно, во что угодно. Русская оборонительная линия находится чуть западнее Варшавы. Вдруг ядовитое облако ветром снесёт на город?»

- …Посему канцлер объявил нас свободными от соблюдения любых конвенций, я с ним горячо согласен, - закончил Дорнебергер, тот самый, что заверял Георгия: реактивное оружие необходимо Рейху только для сдерживания угрозы с Востока, показывал фотокарточку погибшего племянника, убеждал, что война – это зло.

Чему удивляться? Категории добра и зла отправляются на хранение в самый дальний чулан, когда концерну светят подряды на десять, позже – на сотню аэропланов.

Пока сборочная команда заканчивала строить бомбардировщик, директор приказал совершить несколько дальних полётов с пульсирующим реактивным двигателем и довести его до возможного совершенства.

Георгий давно остыл к этому своему раннему детищу. Он прожорливый, развивает полную тягу только при скорости свыше четырёхсот километров в час, поэтому минимум до двухсот пятидесяти нужно разгоняться на ракетных ускорителях ещё на полосе. Воздушный клапан прогорает, его нормальный ресурс не превышает получаса. Для боевого вылета придётся изобретать особо огнеупорный клапан.

Чертовски не хочется.

И саботировать бессмысленно. Аэроплан даже с этими ненадёжными прожорливыми двигателями преодолеет двести километров. Достаточно, чтоб взлететь у Лодзи и отбомбиться к западу от Варшавы. Как раз хватит ресурса и топлива на возврат.

Неизвестно, что получится у Элизы. Георгий десятки раз доставал свой французский паспорт, вертел в руках и прятал в комод. Жила ещё надежда – есть другие заводские испытатели, может, жребий падёт на других?