Господину Гансу Шульцу предписано прибыть в секретный район в Центральной Германии в соответствии с официальным приказом рейхсфюрера СС от 11 февраля 1944 г., рег. № А-12110, в связи с эвакуацией объекта, имеющего важное военное значение. Он уполномочен требовать любые необходимые транспортные средства и применять воздействие в случае отказа. Он ответственен за перевозку всех сопровождающих его сотрудников, имеющих соответствующие удостоверения личности работников завода. Эвакуация объекта имеет гриф «Совершенно секретно».
Данный приказ о переводе получен радиограммой и должен быть исполнен в течение пяти дней. Господин Шульц имеет право пользования телефоном и телетайпом Верховного командования и обязан немедленно докладывать о любых задержках при исполнении приказа.
Настоящим предписываем всем подразделениям армии, СС и управления тылом оказывать господину Шульцу любую возможную помощь для скорейшего исполнения приказа.
Далее ставилась чья-нибудь подпись. То ли это служило доказательством дисциплины в Германии, то ли ее отсутствия, но подобный документ на самом деле обеспечивал человеку свободный доступ ко всему, о чем было сказано выше. Вот такая комбинация безрассудства и страха перед СС.
Кафетерии были демонтированы и эвакуированы, а с ними уехал и персонал. Вскоре в Пенемюнде остался лишь небольшой контингент персонала. Теперь еда стала намного лучше; в конце концов, не было смысла сохранять то, что осталось. Снова появились даже алкогольные напитки, которые были в дефиците, как сигареты.
Царила действительно странная атмосфера; чувствовалось некое подвешенное состояние. В Карлсхагене по-прежнему демонстрировали фильмы, а между районами курсировали несколько коротких поездов. Одно из зенитных подразделений, в котором служили женщины-телефонистки, организовывало танцы. Обычно танцы быстро заканчивались, так как девушки, уже отвыкшие от портвейна, быстро пьянели.
Немногочисленные выходные до отъезда из Пенемюнде я проводил в Козерове, время от времени катаясь на велосипеде по лесу в Цинновиц – дальше на восток. Я радовался поездкам, ибо в это время удовольствия были простыми и редкими.
В Козерове я обычно навещал семью Хартмута или просто гулял по пляжу, читал или смотрел на волны и облака. Иногда ко мне на квартиру приходили гости, и мы включали музыку и немного выпивали. Мы даже стали игнорировать сирены воздушной тревоги. В конце концов, кому нужно бомбить Козеров? В течение недели, находясь на заводе, я спал в своем кабинете; большую часть времени там было электричество, в отличие от Козерова, и мебель была достаточно комфортной.
Оставшиеся дни быстро подошли к концу. Хартмут с семьей уехал в новое место дислокации его подразделения в Бад-Заксе. Я закончил свои дела, собрал вещи, которых теперь было немного, и стал ждать распоряжений.
Я прислушивался и подсознательно ждал отдаленного рычания ракеты на ИС-7. Однако в Пенемюнде царила тревожная, кладбищенская тишина.
Глава 12. Эвакуация и побег
Для отъезда из умирающего Пенемюнде мне не требовались специальные директивы. Перед отъездом фон Браун дал мне понять, что я должен оставаться в Пенемюнде до тех пор, пока могу быть чем-то полезен организации, а потом уехать наиболее целесообразным способом. С наступлением марта способов добраться до Бляйхероде становилось все меньше. Эвакуация подходила к концу, поэтому все меньше транспорта направлялось на юг. Связаться с Миттельраумом – новым местоположением – было практически невозможно. Телефонная связь часто прерывалась, а в Пенемюнде возвращалось мало тех, кто мог сообщить мне какую-либо информацию.
Те, кто должен был уехать из Пенемюнде, уехали, те, кто остался, готовились к эвакуации. Я завершил все свои дела. Советские войска находились менее чем в 80 километрах от Свинемюнде, и было неизвестно, что происходит на линии фронта. Мне было пора уезжать.