Рахиль

Подросток, сидевший на первой парте, но только не перед учительским столом у окна, а в противоположной стороне, у двери, привстал:

– Я староста.

– Он не староста, а полицай, – глухим эхом прозвучало откуда-то с последних рядов.

Ребята засмеялись. Раиса Ароновна не совсем поняла шутку и даже усомнилась, что правильно расслышала сказанное.

Лицо старосты, налившееся краской от издевательства одноклассников, показалось Раисе Ароновна до боли знакомым. Худощавый блондинчик широко открытыми васильковыми глазами смотрел на учительницу. Первый пушок лишь начинал пробиваться над его губами, не знавшими острия бритвы. «Хотя нет, это невозможно, мы никак не знакомы».

Немецкий язык был родным почти для половины учащихся в этом необычном классе. Но родство это было странным, половинчатым – считая родной язык исключительно внутрисемейным, старомодным и даже неприличным для употребления в нормальном обществе, многие ребята относились к изучению немецкой грамматики спустя рукава, подсознательно стыдясь кровных уз, скреплявших их, казалось бы, обычных и ничем не приметных советских школьников, с языком, рожденным много сотен лет назад в среде разрозненных германских племен. К тому же многие говорили на диалектных вариациях немецкого, привезенных их далекими предками главным образом из южной и восточной Германии, что давало им весьма условное преимущество при освоении грамматики литературного языка.

Тот процесс, который позже станут называть ассимиляцией советских немцев, хотя и был в самом разгаре, но волею судьбы прошелся лишь по касательной по жизни учеников Раисы Ароновны, не достигших к тому времени и возраста семнадцати лет. Они еще помнили свою родину, берега Волги, с которых были вырваны бесцеремонно и безжалостно лишь за то, что родились немцами. И хотя эти дети не считали себя немцами в полном смысле слова, не испытывали каких-либо сантиментов к Германии, немецкому языку и немецкой культуре, они в силу одного факта своего рождения от немецкой матери были заклеймены, признаны преступниками, обреченными на полное бесправье.

О своей «немецкости» не говорили и не вспоминали даже дома. Но, будто в напоминание, паспорта той эпохи содержали графу «Национальность». На основании одной этой записи людей депортировали, лишали домов, увольняли, исключали из вузов и просто могли безнаказанно плюнуть в лицо. Не только паспорт, но и любая анкета во всяком государственном учреждении, практически каждый официальный документ служили живым напоминанием этнической принадлежности человека.

Стоя на пороге взрослой жизни, будущие выпускники примеряли на себя возможные профессии и специальности. Большинство старшеклассников видели себя квалифицированными инженерами, врачами и строителями. Взять, к примеру, Катьку Лерман. Она так вовсе хотела ехать в Москву, поступать в театральный:

– Выучусь на Любовь Орлову, весь Союз обо мне заговорит… От Ташкента до Минска будут крутить фильмы со мной.

Юношеское сознание отказывалось признавать простую истину: в этом классе почти никто не имеет права на престижные специальности, не имеет права на будущее. Короче говоря, не имеет вообще каких-либо прав.

Не было случайностью, что отличной отметкой по немецкому языку во всем классе могли похвастать лишь Света Ким и Якуб Бабаев, которым знание форм неправильных глаголов и склонений имен прилагательных не досталось в качестве рождественского подарка от родителей, а стало наградой за прилежание и труд. Только вот и Света, и Якуб были среди тех, кого эта система решила обречь на бесправье.

– Мне бы хотелось поближе познакомиться с вами, – начала Раиса Ароновна.

Класс молчал. В тишине слышалось нервное сопение одного из учащихся.

– Каждый ученик представится, расскажет немного о себе, своей семье, родном городе, увлечениях и планах. При этом старайтесь чаще использовать косвенную речь, – предложила учительница.

Еще до войны, когда Раиса Ароновна работала в редакции газеты, ей поступила на корректуру статья с громким названием «Школа Станиславского на уроках немецкого». Это было небольшое интервью с известным школьным педагогом, специалистом по обучению немецкому языку в средней школе Наталией Августовной Бергман, приехавшей в Харьков с лекциями для учителей иностранных языков. Запомнилось, что Наталия Августовна предлагала революционную по тем временам методику преподавания: ученики не должны ограничиваться заучиванием отдельных грамматических правил, им следует «погружаться» в язык, как бы примеряя на себя и свой жизненный опыт иностранные слова, проникаясь их смыслом. Не заучивая абстрактные тексты из учебников, а говоря от первого лица, ученик овладевает лексикой и по-настоящему узнает иностранный язык.

Готовясь к первому уроку, темой которого должна была стать косвенная речь, Раиса Ароновна практически спонтанно вспомнила о той статье и решила последовать совету опытного педагога.