Раковый корпус

Поезд шёл – и сапоги Костоглотова, как мёртвые, побалтывались над проходом носками вниз.

1963–1967

Комментарии

После двух лет на фронте и восьми лет тюрем и лагерей достались Александру Солженицыну вечная ссылка и смертельная болезнь.

Ещё в самом начале лагерного срока он послал прошение в Верховный Совет заменить лагерь пожизненной ссылкой в какой угодно глуши, не догадываясь, что уж она-то ему обеспечена – только не вместо лагеря, а после него.

По обвинению в антисоветской агитации (в переписке с другом) и попытке создать антисоветскую организацию (на пару с тем же другом) Особое совещание НКВД СССР 7 июля 1945 г. (в самый день «победной» амнистии, коснувшейся по преимуществу уголовников, а дезертиров поголовно) назначило недавнему командиру батареи звуковой разведки, капитану-артиллеристу, награждённому боевыми орденами, восемь лет заключения в исправительно-трудовых лагерях. Ссылка никак не упоминалась. Естественно, не упоминались и не могли упоминаться Особые лагеря, потому что были созданы взамен каторги, в частности для членов «антисоветских организаций и групп» (а два человека, мечтавшие об организации, для следствия заведомо составляли группу), только в 1948 г., через три года после ареста А. С. Но заканчивать срок ему пришлось именно в Особом лагере в Экибастузе, а всех, кто сидел в Особых лагерях, предписывалось вместо освобождения отправлять в ссылку под надзор местных служб Госбезопасности.

Срок наказания, определённый для А. С., истёк 9 февраля 1953 г. Но его несколько дней передержали в лагере, затем из Экибастуза кружным путем – через Павлодар, Омск и Новосибирск – почти месяц везли этапом в ссылку на юг Казахстана. В Джамбуле, в областной комендатуре, дали расписаться под уведомлением о том, что имярек направляется в Кок-Терекский район навечно, а в случае самовольного отъезда за его пределы будет осуждён по Указу Президиума Верховного Совета, предусматривающему двадцать лет каторжных работ. Советская юриспруденция гордилась тем, что не знает бессрочных наказаний. Но практика мало считалась с теорией.

3 марта этап наконец-то достиг цели – аула Кок-Терек, у края безжизненной пустыни Бетпак-Дала, где ссыльному предстояло жить и умереть. А на третий день глухо молчавшее проводное радио вдруг заговорило, чтобы известить о смерти Сталина. И отныне судьба самой политической ссылки оказалась в зависимости от исхода борьбы за власть между наследниками диктатора.

Перед самой войной А. С. закончил физико-математический факультет Ростовского университета и, прежде чем уйти в армию, успел, пусть и недолго, поработать в школе там же, на Дону, в посёлке Морозовском. И теперь, в ссылке, через одиннадцать с половиной лет, он первым делом попытался вернуться в школу. Но ни в районном отделе народного образования, ни в областном никто не хотел рисковать, принимая на педагогическую работу государственного преступника. И всё же нашёлся в Кок-Тереке человек, который, ссылаясь на бедственное положение в школе с преподаванием математики, добился назначения А. С. учителем алгебры, геометрии и физики в оба выпускных класса, да ещё за три недели до выпускных экзаменов, в самом конце апреля. Это был молодой завуч, казах Джохар Маринов, единственный на весь посёлок учитель с университетским дипломом. И вчерашний зэк стал готовить детей к жизни на воле, сам оставаясь поднадзорным и невыездным.

Но, помимо общей со всеми ссыльными безнадёжной участи, на А. С. наваливается своя, отдельная беда. За год до конца лагерного срока, 12 февраля 1952 г., ему удалили вдруг пустившуюся в рост старую опухоль (семиному). Хирург-зэк, который взялся делать операцию, накануне ночью был уведён в тюрьму и затем на этап. А хирурга, который её сделал, отправили на этап через неделю. И пациент оказался предоставлен самому себе. Откуда ему было знать, что после такой операции необходим курс рентгеновского облучения, чтобы предотвратить образование метастазов. Да и не было ни специальных рентгеновских установок, ни профессионалов-рентгенологов в лагерной санчасти.