Ралли Родина. Остров каторги

Ракитин согласился, и Чехов пошел в дом. Мишки на крыльце не было, и литератор, подойдя к двери, постучал. Внутри слышались голоса: видно, Ландсберг принимал гостей. Сначала показалось, что это шум веселья, но, прислушавшись, Чехов понял, что «невидимки» кричат друг на друга.

«Кто это, Ульян? А с кем?»

Судя по тому, что голоса не стихали, противники не услышали стука. Литератор снова занес руку, как вдруг дверь распахнулась, едва не ударив его по кисти. Стоящий на пороге мужчина содрогнулся и замер, оторопело уставившись на гостя. Был незнакомец худ, со злыми глазами и без двух верхних зубов.

– Ты кто? – грубо спросил мужчина.

Прежде чем литератор ответил, из-за плеча незнакомца выглянул Ульян и воскликнул:

– Антон Павлович, вы! Надо же, какая неожиданная встреча!

– Антон Павлович? – переспросил мужчина. – Чехов, что ли? Это про него ты говорил?

– Про него, – кивнул Ульян.

Теперь незнакомец смотрел на литератора с интересом, но интерес этот был не такой, как у Мишки – Чехов почувствовал себя товаром, который через стекло рассматривает забредший в магазин покупатель.

– Это мой брат, Николай, – представил мужчину Ульян.

Чехов хотел сказать, что рад знакомству, но слова застряли у него в горле. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, как верно бандита описывал Ландсберг – настоящий зверь в людском обличье, готовый впиться в глотку того, кто слабей. Ульян не отличался красотой, увечья выдавали в нем человека с тяжелой лихой судьбой. Но в нем не было той животной агрессии, того пугающего пламени бесконтрольности и наглости, которую источал брат Николай.

Все это промелькнуло в голове у Чехова за секунду, после чего он молча кивнул – просто подтверждая, что услышал слова Ульяна.

– Чего тут забыли, Антон Палыч? – спросил Николай, поедая Чехова глазами. – Сюда сами не едут, а вы – гляди-ка!.. пожаловали…

– Не груби, – вставил Ульян.

Николай покосился в его сторону, усмехнулся и добавил:

– Ну же, рассказывайте, Антон Палыч. Мне, кандальному, ой как ынтересно знать…

Чехов скосил глаза на его запястья. Только сейчас он обратил внимание на отметины, которые остались на руках Николая после пребывания в кандальной.

– Проваливай-ка подобру-поздорову, брат, – хмуро сказал Ульян. – Антон Павлович, входите, я доложу про вас Карлу Христофоровичу.

Чехов и сам хотел поскорей попасть внутрь, поэтому приглашение воспринял с душевным ликованием. Однако Николай не торопился отступать в сторону.

– Не хотите говорить, стало быть? – произнес он уже без улыбки. – А и не надо! Видали мы таких любителей поглядеть, как другие помирают в муках!

По спине Чехова от этих слов побежали мурашки.

– Я такого точно не люблю, – раздраженно буркнул он.

– Николай! – рявкнул Ульян в сердцах. – Вали, кому сказал?

Он толкнул брата в плечо, и тот нехотя отошел, все-таки позволив Чехову скрыться в сенях.

– А вы, говорят, у доктора Толмачева остановились? – спросил Николай.

Антон Павлович вздрогнул и оглянулся, но брат Ульян по-прежнему стоял к нему спиной и смотрел куда-то в сторону.

– Да, у него, – нехотя подтвердил литератор.

– Понятно… – протянул Николай.

Не говоря больше ни слова, он сунул руки в карманы потрепанных брюк и пошел к калитке.

– Не обращайте на него внимания, Антон Павлович, – вполголоса произнес Ульян. – Он совсем одичал, живя в кандальной… но я надеюсь, мне удастся его утихомирить.

Чехов медленно кивнул и спросил:

– Так а Карл Христофорович не слишком занят?

– Нет-нет, уверен, он вас тотчас примет, – заверил помощник Ландсберга. – Идемте же за мной…

Закрыв дверь, Ульян первым устремился в рабочий кабинет. Чехов пошел следом за ним. Подходя он повернулся, чтобы посмотреть в окно… и застыл, когда увидел снаружи Николая. Брат Ульяна стоял прямо за невысокой оградкой, как шел, с руками в карманах, и хмуро взирал на литератора через стеклянную преграду. Дуэль взглядов продолжалось около полуминуты, после чего Николай хмыкнул и вразвалочку побрел от дома Ландсберга прочь. Чехов провожал его угрюмым взором.

«Наверное, таких лучше вовсе не выпускать из кандальной», – неожиданно для самого себя подумал литератор.

Будто испугавшись своей страшной мысли, он отвернулся и быстрым шагом пошел к двери кабинета.

* * *

1967

Челябинск встречал путешественников чадящими трубами множества заводов и фабрик, отчего Привезенцеву сразу вспомнился Байкальский целлюлозно-бумажный комбинат и одинокая кукушка.

«А здесь таких комбинатов… не сосчитать. Трудятся люди на благо Союза, не жалея себя и близких».

Впрочем, так сложилось исторически: в годы первых пятилеток город активно застраивали предприятиями, а потом, во время войны, спихнули сюда еще и заводы из западной части России. Местные чиновники, улыбаясь, махали с экранов телевизоров, а после под любым предлогом стремились уехать из города как можно скорей – ежедневные выбросы здешнюю экологию, мягко говоря, не улучшали.