Ралли Родина. Остров каторги

Разговаривать со Львом было легко и приятно. Очень интеллигентный, скромный, он удивительно четко помнил все, что происходило с ним в советские годы. Я поражался, когда Лев озвучивал мне десятки имен тех, с кем пересекался во время строительства ГЭС; он до сих пор мог назвать даты рождения и даты смерти большинства из них – не всем, увы, довелось дожить до сегодняшнего дня. Были среди упомянутых и свободные люди, и зэки, со многими из которых Лев по-настоящему дружил. Их же он всегда вспоминал с некоторым сожалением – большинство старых товарищей не пережили заключение в лагерях.

И уж точно далеко не каждый освободившийся смог дожить до семидесяти, как сам фельдшер.

Вот к такому человеку я поехал в гости спустя три года после нашей первой встречи. Поехал без предупреждения – потому что с 2015-го мы более не общались ни разу. Собственно, у нас не было даже телефонов друг друга, однако, планируя «Ралли Родина», я сразу вспомнил о его прекрасных историях про СССР и осознал, насколько соскучился по размеренному баритону Льва.

В общем, накупив в местном гастрономе гостинцев к чаю, я отправился к дому моего знакомца. Овсянка была совсем небольшим поселком и отдаленно напомнила мне Чехов – такие же покосившиеся и потрепанные дома, заборы и пустые улицы, на которых живого человека встретить уже за радость. Рев мотора пробудил местных ото сна – я поймал несколько недовольных взглядов из окон – но отчего-то не покидало ощущение, что в течение десяти-пятнадцати лет тут все окончательно вымрет.

«Впрочем, с двенадцатого года ничего особенно не изменилось… так что сложно однозначно судить».

Однако, подъехав к дому Льва, я забеспокоился: участок моего знакомца выглядел не менее заброшенным, чем соседские. Огород порос сорняком, пленка, которой была обтянута теплица, напоминала дуршлаг – столько в ней стало дыр. Рубероид на крыше изрядно потрепали осадки и ветер, да и сам дом, одноэтажный, совсем небольшой, казалось, заметно покосился. Впрочем, я отогнал дурные мысли прочь, напомнив, сколько хозяину лет. Вряд ли в семьдесят с хвостиком есть силы, чтобы в одиночку поддерживать красоту целого участка, пусть и довольно скромного.

Подойдя к калитке, я увидел звонок – тот же самый, что и был. Надавил кнопку и уставился на дверь – работает ли до сих пор? Некоторое время ничего не происходило. Я нажал кнопку еще раз, и тут дверь все-таки открылась, и передо мной предстал Лев – высунувшись наружу, он подслеповато щурился, пытаясь рассмотреть, кто пожаловал к нему в гости.

– Это я, Максим, который Привезенцев! – воскликнул я.

Морщины на его лбу разгладились. Расплывшись в улыбке, Лев просеменил к калитке.

– Максим, – с теплом произнес он, впуская меня внутрь.

Мы крепко пожали друг другу руки. Лев явно был очень рад меня видеть.

– Это вам, – сказал я, вручая пакет с гостинцами.

– Ой, надо ж чаю заварить, – засуетился хозяин.

Он пошел обратно в дом, на крыльце задержался и сказал через плечо:

– Садись пока тут, я сейчас, чайник поставлю и вернусь.

– Хорошо, – кивнул я.

– Ох, какая приятная неожиданность, что ты приехал, – произнес Лев.

– Я тоже рад, что смог заглянуть.

– Ну, жди.

Он водрузил мой пакет на стол и скрылся в доме. Я же поднялся на веранду и уселся на лавку. Даже отсюда прекрасно было видно гигантскую плотину ГЭС и саму станцию – вытянутые коробки зданий, напичканных огромными жужжащими трансформаторами. Сложно представить, что все это – плод многолетнего, изматывающего человеческого труда.

«Можно сказать, на костях лагерных заключенных построена. Лев сам признавал, что народу там померло немало. И хоть «по официальным данным» это – первая комсомольская стройка, где не использовался труд зэков, местные старики, заслышав подобную чушь, только криво улыбаются…»

Вскорости вернулся хозяин. Он принес чайник, чашки, потом сходил за самим чаем и сахаром. Вернувшись, уселся – и тут же вскочил.

– Ложки забыл. Эх, что-то с памятью моей стало…

Наконец, когда перед нами уже дымился чай, Лев спросил:

– Ну так какими судьбами к нам, Максим? Опять путешествие?

– Да.

– Мир ты уже объезжал, что теперь за цель?

– Объехать Россию.

– Это, наверное, тяжелей, чем мир? – помедлив, спросил Лев.

– Как оказалось, да. Но эта история подождет. Скажите сначала, как вы тут?

– Я-то? – пробормотал Лев.

Он с трудом рассказал мне о новостях в своей жизни, верней, об их отсутствии, кроме, разве что, смены времен годы. Немного пожаловался на усталость от пребывания на этом свете – без какой-то особенной цели, кроме самой жизни. Потом мы обменялись мнениями о событиях в стране; если не знать, о чем именно мы говорили, можно было решить, что речь шла о некоем близком родственнике, который тяжело болен и уже вряд ли сможет победить свой недуг.

Так, плавно и неспешно, наша беседа перетекла в мой рассказ о «Ралли Родина».