Рамаяна

Шатругхной к царю Лшвапати, любимому дяде
Отправился Бхарата в гости учтивости ради.

И были царем Ашвапати обласканы оба,
Как будто обоих носила Капкеии утроба.

Но помнили братья, покинув родные пределы,
О том, что в Айодхъе остался отец престарелый.

Шатрух хна да Бхарата были средь поросли юной,
Как Индра великий с владыкою моря Варуной.

Айодхьи правитель, чье было безмерно сиянье,
Царевичей двух вспоминал па большом расстоянье.

Своих сыновей он считал наилучшими в мире:
Четыре руки от отцовского тела. Четыре!

Но Рама прекрасный, что Брахме под стать, миродержцу,
Дороже других оказался отцовскому сердцу.

Од был, — в человеческом облике — Вишну предвечный, —
Испрошен богами, чтоб Равана бесчеловечный

Нашел свою гибель и кончитесь в мире злодейство.
Возвысилась мать, что пополнила Рамой семейство,

Как дивная Адити, бога родив, Громовержца.
Лица красотой небывалой, величием сердца,

И доблестью славился Рама, и нравом безгневным.
Царевич отца превзошел совершенством душевным.

Всегда жизнерадостен, ласков, приветлив сугубо,
С обидчиком он обходился достойно, не грубо.

На доброе памятлив, а на худое забывчив,
Услугу ценил и всегда был душою отзывчив.

Мгновенно забудет он зло, а добра отпечаток
В душе сохранит, хоть бы жизней он прожил десяток!

Он общества мудрых искал, к разговорам досужим
Любви не питал и владел, как мужчина, оружьем.

Себе в собеседники он избирал престарелых,
Приверженных благу, в житейских делах наторелых.

Он был златоуст: краспоречье не есть краснобайство!
Отвагой своей не кичился, чуждался зазнайства.

Он милостив к подданным был и доступен для бедных,
Притом правдолюб и законов знаток заповедных.

Священной считал он семейную преданность близким,
К забавам дурным не привержен и к женщинам низким.

Он стройно умел рассуждать, не терпел суесловья.
Вдобавок был молод, прекрасен, исполнен здоровья.

Свой гнев обуздал он и в дружбе хранил постоянство.
Он время рассудком умел охватить и пространство.

Чтоб суть человека раскрылась, его подоплека, —
Царевичу было довольно мгновения ока.

Искусней царя Дашаратхи владеющий луком,
On веды постиг и другим обучался наукам.

Царевич был дваждырожденными долгу наставлен,
К добру и свершенью поступков полезных направлен.

Он разумом быстрым постиг обхожденья искусство,
И тайны хранть научился, и сдерживать чувства:

Не вымолвит бранного слова, и, мыслью не злобен,
Проступки свои, как чужие, он взвесить способен.

Он милостиво награждал и смягчал наказанье.
Сноровист, удачлив, он всех побеждал в состязанье.

Как царства умножить казну — наставлял казначея.
В пиру за фиглярство умел одарить лицедея.

Слонов обучал и коней объезжал он по-свойски.
Дружины отцовской он был предводитель геройский.

Столкнув колесницы в бою иль сойдясь в рукопашной,
Ни богу, пи асуру не дал бы спуску бесстрашный!

Злоречья, надменности, буйства и зависти чуждый,
Решений своих никогда не менял он без нужды.

Три мира его почитали; приверженный благу,
Имел он Брихаспати мудрость, Махендры отвагу.

И Раму народ возлюбил и Айодхьи владетель
За то, чю сияла, как солнце, его добродетель.

И царь Дашаратха помыслил про милого сына:
«Премногие доблести он сочетал воедино!

На царстве состарившись, радости ждать мне доколе?
Я Раму при жизни увидеть хочу на престоле!

Пугаются асуры мощи его и отваги.
Он дорог народу, как облако, полное влаги.

Достигнуть его совершенства, его благородства
Не в силах цари, невзирая на власть и господство.

Мой Рама во всем одержал надо мной превосходство!
Как правит страной необъятной любимец народа,
Под старость узреть — головой досягнуть небосвода!»

Велел Дашаратха призвать благославпого сына,
Чтоб царство ему передать и престол властелина.