Рампа и жизнь

– Тогда разрешите довезти Ваше Превосходительство до гостиницы. В распоряжении Вашего Превосходительства есть автомобиль и парный экипаж. Что предпочитает Ваше Превосходительство?

– Лошадок, лошадок, Ваше Высокоблагородие… Грешный человек, боюсь я этих машин и не уважаю.

И вся платформа покатилась со смеху: так это, по-варламовски, было сказано!

Дядю Костю с торжеством водрузили в лакированный великолепный экипаж, рядом с ним сел полицеймейстер, на передней скамеечке поместился чиновник особых поручений, и коляска плавно поехала к Георгиевской гостинице.

Пока остальная труппа со своим багажом тронулась вслед, прошло с полчаса времени. И, когда я приехал в Георгиевскую гостиницу, дядя Костя сидел один в своем номере и на глазах у него сияли слезы.

– Что с вами, Константин Александрович?

– Как что? Ты слышал, он все время называл меня Вашим Превосходительством?

– Слышал.

– Ну, а я всего статский советник.

– Ну так что?

– Как, ну так что? Ведь я буду Превосходительством…

– Ну, и слава Богу…

– Тебе все слава Богу. Но когда? Когда?

И в голосе дяди Кости зазвучали трагические ноты.

– Чем скорее, тем лучше! – сказал я.

– Типун тебе на язык и сто под язык, – ответил со слезами дядя Костя, – это будет тогда, когда отставка выйдет! Когда я должен буду покинуть сцену, уйти из театра!.. Это – смерть, дорогой мой, смерть!.. Смерть от несварения желудка, как у Крылова… Скорей лошадей к подъезду, еду к ярославским святыням. Ой, головонька моя горькая… А что мы сегодня играем?

– «Не все коту масленица».

– Ой, придет и великий пост, ой придет… Лошадей, лошадей!..

Предчувствия не обманули милого дядю Костю: он, действительно, как и Крылов, умер от несварения желудка в 1915 году.

И так и не дождавшись генеральского Превосходительства.

Приехав с гастролей в Петербург, Варламов долго ожидал свободного вечера.

Наконец, он наступал, этот желанный вечер.

Тогда он облачался в свой торжественный халат и выходил в гостиную с кучей конвертов в руках.

В гостиной уже был приготовлен стол и на нем – длинные ножницы. Варламов с наслаждением начинал разрезать конверты и вынимать оттуда сотенные билеты.

Наутро, сосчитав их, нанимал извозчика со смирной лошадью и торжественно ехал в Банк. Там он их клал на текущий счет, чтобы потом передать Елизаветушке, приемной дочери, престарелым актерам…

Какой это был добряк! Можно добавить к «весельчаку» Шекспира.

И вот уже сорок лет прошло, как дядю Костю опустили в семейный склеп на Александро-Невском кладбище.

И нет возможности пойти и поклониться ему и принести хотя бы маленький букетик фиалок, которые он так любил.

Ф. И. Шаляпин

«Из темного леса навстречу ему

Идет вдохновенный кудесник».

Пушкин

«Шаляпин – радость безмерная».

В. В. Стасов

Я работал с Шаляпиным много лет.

В 1927 году провел исторический, неповторяемый сезон в Берлине, когда дал с Шаляпиным «Бориса Годунова», «Фауста» и «Дон Кихота».

В Берлине спектакли шли в театре Государственной Оперы.

Я собрал всех лучших русских певцов в эмиграции, главным образом бывших артистов Мариинского Театра, лучших декораторов, пригласил дирижера Э. Купера, выписал хор Рижской национальной оперы, который пел по-русски. В Риге еще оставались традиции Мариинского Театра, режиссером там был П. Мельников, бывший режиссер Мариинского.

Балет с известными танцовщицами Юлией Бекефи и ее сестрой Еленой Бекефи, состоял под управлением Е. Девильер, балерины Московского Большого Театра. В состав артистов входили: К. Пиотровский, Е. Садовень, М. Давыдова, К. Кайданов, К. Запорожец и др.

Шаляпин был умен.

Вероятно, он, в глубине сердца своего, решил так:

– К черту дальнейшую работу. Не хочу беспокоить себя. Пусть другие выдыбают, все равно им меня не переплюнуть! А с моей стороны, интересно будет посмотреть, как оно и что. А моих, уже сделанных работ – на мой век хватит.

Он слегка разухабисто и не очень вдумчиво всю жизнь мечтал о революции и вдохновенно пел «Дубинушку». Но вот дубинушка пришла, размахнулась и перебила хребет всему, чему поклонялся и что ценил Шаляпин.

А поклонялся он, что греха таить, все-таки золотому тельцу.

С презрением пел:

– «Люди гибнут за металл».

Но денежку любил.

Или, как Варлаам:

– «Христиане скупы стали: деньгу прячут, деньгу любят. Мало Богу дают…»

И деньгу прятал, и деньгу любил, и накопил капитал весьма завидный, и вот пришла эта самая революция, и все отняла, до последней денежки, до последней копеечки, а в утешение подарила ему роскошную шубу, снятую с какого-то московского широкого купеческого плеча. Ибо все же соображали новые правители, что Шаляпину не след простуживаться. Власть берегла его. Власть и подарила шубу.

В этой шубе нараспашку Шаляпин позировал художнику Кустодиеву для его знаменитого портрета.

Во всяком случае, за время своего пребывания в эмиграции, Шаляпин не спел «Дубинушку» ни разу…