Ранее известная как Америка

Я представил себе, как бросаю порталы, бросаю «Мир в огне», Дорогу из желтого кирпича, продукты Кранч и сборщиков тел, бросаю президента Бернхема и Яну Рафикову, бросаю гонку за вечность и континент, мчащийся навстречу войне, представил себе, как сильным броском зашвыриваю все это в прошлое. Как я меняю все это на бесконечную череду ослепительн-ярких дней, здесь, в глуши, под куполом открытого неба…

Ничего хуже и быть не могло.

– Я уверен, – ответил я, не забывая о манерах, как учила меня Шугар Уоллес, несмотря на то, что мне хотелось сказать: «Ты что, упоролась? Я же теперь богатый кекс, простофиля!» Но все равно, спасибо. Серьезно.

Я вернулся за руль и нажал на газ. Двигаться вперед и назад было проще, чем лететь на ховере. Мы ехали, трясясь, по улицам Уолдена и смотрели, как в желтой и белой пустынной пыли растворяется зелень.

Я обернулся лишь однажды, когда город уже стал маленьким фиолетовым пятнышком на горизонте, и почувствовал, как у меня между ребер колокольчиком звенит сожаление.

Достаточно ли налички я взял? Мы уезжали, оставляя миллионы долларов, покрывающихся плесенью, невостребованных и нелюбимых, в темном, обветшалом сквоте. Но было уже поздно. Кроме того, у нас уже было больше денег, чем я когда-либо смогу потратить.

– Ну что ж. – После долгой паузы Рамми тяжело выдохнула пыль из вентиляционных отверстий. – Это был неожиданный поворот событий.

Малыш Тим прибил муху размером с большой палец и соскреб ее с приборной доски.

– В жизни не видел ничего более странного, – сказал он. – Представь себе, что ты всем делишься с другими. Как ты поймешь, что является твоим?

– Они были очаровательны, – проговорил Барнаби, махнув копытом. – Но, разумеется, крайне невежественны. К примеру, их совершенно не интересовала идея долговременного интеллектуального наследия. И, уж конечно, никто из них не читал полного собрания сочинений Борхеса.

– Никакого виски, – проговорил малыш Тим. – Ни капли муншайна, блайндсайда или кукурузного виски. У них тут целые поля кукурузы, но нет ни капли кукурузного виски, от которого можно было бы ослепнуть!

– Некоторые люди, – сказала Рамми, – кажутся мне совершенно нелогичными.

– Нам не стоит быть к ним слишком суровыми, – сказал я. Я чувствовал себя великодушным. А почему бы и нет? Я был богаче старшего мастера Аризонского аванпоста Федеральной Корпорации «Кранч снэкс и фармасьютикалс©». Я был богаче его босса и босса его босса. Теперь я был богатым кексом, вот и все. – В мире полно сумасшедших.

– Аминь, – сказал Барнаби и фыркнул. Дорога под нашими колесами была сухой, оставляя после нас сухую колею из бетонных колдобин и потрескавшейся земли. Колеса попадали в глубокую колдобину и подбрасывали нас высоко в воздух.

Уолден растаял позади, как дым, превратившись в пятно. Мы повернули к заходящему солнцу, в сторону Лас-Вегаса.

33

Где вы найдете наибольшее скопление шарлатанов, жуликов, проституток, букмекеров, воров, сутенеров, наркодилеров, барыг, торчков, неудачников и травокуров на всем континенте, ранее известном как Соединенные Штаты Америки?

На Уолл-стрит, конечно же. Но Лас-Вегас на почетном втором месте.

(из «Путеводителя афериста по Территориям Экс-США»)

Всю мою жизнь мама говорила мне, что богатые кексы не так уж отличаются от нас. «Все подтирают задницу одинаково, Траки», – любила повторять она.

Теперь я знал, что она чертовски ошибалась. В Лас-Вегасе выяснилось, что вообще не нужно было подтирать задницу. Автотуалет, пульсирующий теплыми потоками слегка соленой воды, сделал это за меня. Вентиляторы нежно высушили мой зад, а жуткого вида металлическая рука, напоминающая вешалку для полотенец, даже попыталась застегнуть мне молнию.

Должно быть, я смыл половину пыли из Пыльного Котла в инкрустированный золотом слив нашего душа на пять персон в Королевском представительском Люксе отеля «Петросян». Это было все равно что смыть с себя старую жизнь: в новой обувке, с новыми запасами бабла и в новом костюме я мог бы сойти за одного из тех ребят из трастовых фондов Нового Нью-Йорка.

Исчез тот долговязый слизняк с кожей цвета мокрого бетона и руками, похожими на размокшую лапшу, и аналоговой одеждой, сворованной у Кадровой службы «Кранч». Я все еще был худым, но после нескольких недель в дороге стал загорелым и мускулистым. Мне ужасно захотелось послать ответную рассылку всем в Кранч-тауне. Если бы только они могли меня сейчас видеть.

Если бы только Эвалин могла сейчас меня видеть.