Ранее известная как Америка

Я не сразу открыл глаза. Это было необязательно. Я остался на месте, тяжело дыша, пытаясь не потерять почву под ногами, пытаясь понять, откуда доносится этот звук и что он может означать. Лишь когда на меня упала чья-то тень, я выпрямился.

Президент Бернхем выглядел даже хуже, чем в последний раз, когда я его видел, он напоминал ходячий струп и, очевидно, мучился от боли. И все же он выдавил из себя улыбку.

– Я думал, вы в реабилитационном центре, – сказал я, когда дюжина солдат удачи окружила меня, скрутила руки и сковала их наручниками.

Он покачал головой.

– Это старая уловка. Бывает полезна, когда тебе нужно ненадолго исчезнуть. Хотя я и правда нахожу побережье очень расслабляющим. Когда над нефтяным пятном садится солнце, весь океан выглядит так, будто объят пламенем.

Он развернулся и направился в сторону улицы, прочь от смрадной гнили моего лагеря, а один из его солдат толкнул меня в спину, чтобы я пошевеливался.

Все было кончено. Все было кончено. Но мне уже было все равно. Я даже не испугался. Они могли застрелить меня прямо здесь, и я бы не заметил. Туман рассеялся. Когда над Тихим океаном садилось солнце, сквозь смог плыли разноцветные слои облаков; кишечно-розовые, кроваво-красные – красота, которая напоминала открытую рану.

Что-то маленькое, темное и незнакомое в небе над нами накрыло тенью узкий кусочек проулка, прежде чем опуститься на сетку проводов, чтобы прихорошиться. Мне потребовалась доля мгновения, чтобы вспомнить, как это называется.

Птица.

Она запела и продолжала петь, пока мы медленно шествовали к военной базе. И я забыл, что иду умирать. Я стал трепетанием, сотканным из пения птиц. Я улетал за пределы этого мира на спине, увенчанной темными перьями. Я находился внутри нежного, открытого горла, которое при этом каким-то чудом умудрялось петь.

47

Появление быстрорастущих сельскохозяйственных культур в первой половине столетия, возможно, и спасло от голода двадцать, или около того, миллионов человек, но, черт возьми, остерегайтесь люцерны. Я видел, как она задушила человека, прежде чем тот успел завязать шнурки и убежать. А еще виноград. Я потерял своего доброго друга в Калифорнийском винограднике: лозы обвили его и сжимали, пока тот не лопнул. Я думаю, это расплата.

(из «Путеводителя афериста по Территориям Экс-США»)

По первому впечатлению военная база «Лагуна-Хонда» представляла собой сверкающий комплекс бункеров, ангаров и административных зданий, умопомрачительным ансамблем выстроившихся вокруг холмистого асфальтированного ландшафта, мерцая поодаль от бензинового метеоризма колонн бронетехники. Были слышны индустриальный гул транспортных потоков из беспилотников и роботов, шум механизированных дверей и рев отдачи движков воздушного транспорта, прокатывающегося по воздуху звуковыми волнами. Я насчитал шесть самолетов, прежде чем на шею сел комар и укусил, и тогда я покинул Сан-Франциско; проскользнул вниз по длинной игле шприца, приземлившись во мраке собственных век.

Мгновение, проснувшись и замерзая от последствий, я не мог вспомнить, где я и кто я. Я попытался развеять этот спермицидный туман у себя в голове. Представилось, что я вижу президента Бернхема, наполовину затемненного тяжелой тканью, которая, должно быть, завешивала окна, и он настойчиво шепчет себе под нос: «Они с минуты на минуту явятся сюда, чтобы раскроить ему череп, – сказал он. Клянусь, я слышал, как он хихикнул. Клянусь, я видел, как он дотрагивался до своего горла и хлопал ресницами, словно во мрачной тени, закрывающей его лицо, увидел фигуру кого-то, кого когда-то любил. – Тогда мы станем свободны, любовь моя… ты и я… навсегда».

Это было не то сном, не то галлюцинацией. Должно было быть. Но когда я попытался повернуть голову, то услышал лишь жалобный писк сопротивляющегося тела, а Бернхем резко повернулся лицом ко мне.

– Доброе утро, – сказал он спокойным тоном. – Я не ожидал, что ты проснешься.

Комнатушка без окон была уставлена мертвыми деревьями редких пород, порубленными на грузную мебель с толстыми ножками и тоненько нарезанными на бумажные книжки, которые, держу пари, никто никогда не читал.

Полки были забиты старыми медицинскими приборами и образчиками революционных технологий: вскрытая голова прототипа секс-куклы Раам, лишенная волос, тупо смотрела на меня, обнажив внутричерепную проводку.