Хадижа‑Ханум удивленно посмотрела на нее:
— Откуда ты взяла, что Сайбун заболел?
— Я думала…
— Да ладно, — поспешил вмешаться Сайбун. — «Заболел, заболел»! Мало ли что было раньше, сейчас я здоров.
— И слава аллаху! — сказала Хадижа‑Ханум.
— Ну пошли в комнату, — пригласил Сайбун Нину. Он боялся, что она скажет лишнее, и тогда мать или отец поймут, что из школы он вчера ушел раньше срока.
— А я тебе задачки принесла, — не понимая, что выдает Сайбуна, заявила Нина. — Махмуд Мирзоевич на дом задал: номер триста пятнадцатую и номер триста двадцать первую… И еще по физике…
— Что‑то я не пойму, — заговорил Шарип, появляясь на пороге. — Разве ты, Сайбун, не записал, что задано на дом? А на уроках ты был?
Нина молчала, искоса поглядывая на Сайбуна. Она рассчитывала, что он ответит Шарипу. Но Сайбун сделал ловкий ход. Он вдруг зло посмотрел на Нину и спросил:
— Что ж ты молчишь? Ведь получается, что я не был в школе? Скажи, был или не был?
— Был, но…
— Что «но»? — допрашивал Сайбун. — Был я в школе! — Он перевел взгляд на отца. — Но ушел с последнего урока. Отпустили меня… У меня голова заболела…
— Голова заболела? — Хадижа‑Ханум в одно мгновение очутилась около сына. — А ты мне и не сказал! Может, у тебя простуда? Может, температура?
Сайбун махнул рукой:
— Нет у меня никакой простуды. И температуры нет. Голова поболела‑поболела и прошла…
— Быстро что‑то выздоровел, — иронически усмехнулся отец.
— Ну вот!.. — Хадижа‑Ханум укоризненно покачала головой. — Теперь ему не нравится, что сын выздоровел! Говорила я тебе: придираешься ты к сыну. А за что?
Шарип, ни слова не говоря, вышел из комнаты.
— Хоть ты и говоришь, что температуры у тебя нет, — сказала Хадижа‑Ханум Сайбуну, — а я все‑таки хочу проверить. Ну поставь себе градусник, сыночек, поставь.
— Не нужен мне градусник! — разозлился Сайбун. Он повернулся к Нине: — Видишь, пришла, наговорила, а теперь расхлебывай эту кашу. Ладно, давай задачки…
Нина протянула ему свой дневник. Сайбун записал номера задач. Возвращая дневник Нине, он вдруг заметил в косах ее ярко‑красные бантики.
— Бантики‑фантики, — сказал он насмешливо и невольно дернул за один бант.
Нина вздрогнула, как‑то съежилась. Она стояла вполоборота к Сайбуну, но он с удивлением заметил, как по ее щеке скатилась слеза.
— Ты что, плачешь? — спросил Сайбун, пытаясь заглянуть Нине в лицо.
— Нет, — глухо ответила она и в ту же секунду юркнула в дверь.
А Сайбун, оставшись один, долго еще размышлял над тем, что Нина плакала. Почему? Обиделась, что он дернул ее за бант? Но разве в школе ребята ее не дергают и за косички, и за бантики? Дергают, и еще как! В чем же все‑таки дело?
В ГОСТЯХ У ДАШТЕМИРА
Папа, наверно, уже забыл о будильнике. Во всяком случае, он не спрашивает Сайбуна о том, почему все части гремят в нем металлоломом. Забыл и забыл — это только на руку Сайбуну.
Он обещал подарить будильник Даштемиру, с которым познакомился в парке и который так ему понравился.
Прошло дней пять после знакомства с Даштемиром, и вот однажды Сайбун сказал Хадиже‑Ханум:
— Мама, что если я наш старый будильник подарю одному человеку?
— Как это «подарю»? — удивилась мать. — И кто этот человек?
— Даштемир. Ты его не знаешь. Это мой друг…
— Что‑то я не слышала о таком друге.
— А он новый, — принялся объяснять Сайбун. — Видела, я недавно ласточку раненую принес? Так вот, Хрипун хотел отнять эту ласточку, а Даштемир за меня вступился. Ка‑ак даст ему!..
— Кому?
— Да Хрипуну же!
— А кто такой Хрипун?
— Он и не Хрипун вовсе, а Хамид.
— Ничего не понимаю! — развела руками Хадижа‑Ханум.
— Ну, в общем, чего зря говорить. Даштемир за меня заступился, и теперь он мне друг. Вот ему я и хочу подарить будильник!
— Как же ты мог обещать кому‑то часы, если не спросил разрешения ни у меня, ни у отца?
— Да ведь ты сама говорила, что будильник старый и его пора выбросить! — воскликнул Сайбун.
— Ну так что же? — Хадижа‑Ханум стояла на своем. — Все равно нужно прежде спросить, а потом обещать. А ты сначала пообещал этому Даш… Даштемиру часы, а только сейчас спрашиваешь, можно ли их взять. Нехорошо, сынок.
— Пусть так. Но раз я обещал…
— Мало ли что пообещает ребенок!
Тут Сайбун обиделся:
— Какой же я ребенок? Не ребенок я вовсе. Мне четырнадцать лет. А тебе все кажется, я ребенок. И не зови меня, пожалуйста, солнышком. Стыдно…
Хадижа‑Ханум вздохнула.
— Все равно не станет хороший человек брать у мальчика часы в подарок…
— Мам, а мам, ну разреши. Ты же добрая, разреши. — Сайбун взял Хадижу‑Ханум за руку. — Мам…
— А что отец скажет? — беспокойно спросила мать.
— Я ему все сам расскажу, честное слово!
Мать снова вздохнула.
— Ой, сынок, делай как знаешь. Только не понравится это отцу. Задаст он тебе, помяни мое слово…
«Ничего, ничего, все образуется, — подумал Сайбун. — Отец — добрый, он простит меня, поймет».
Слово мужчины — камень. Это знает каждый горец. И коли Сайбун обещал Даштемиру часы, он должен, несмотря ни на что, выполнить свое обещание.