Раненый город

Продолжают орать. Как все-таки подмывает бросить! Рывком встаю и выхожу на балкон. Глаз привычно чертит во тьме траекторию, как полетит граната. Вон туда, прямо за угол пристройки, под которой алкаши расселись. Оттуда несется очередное отвратительное взревывание, будто у бегемота острый аппендицит. Беру гранату и вкручиваю в корпус запал. Пальцы нащупывают кольцо. Теперь рывок — и через четыре секунды они заткнутся. И все же медлю. Так здесь нельзя. Сам же хотел вернуться в мирную жизнь. С опозданием включается соображение. Брошу — найдут в два счета. Только из Тирасполя переехал — один этот простой факт для местной милиции будет большой подсказкой. Захожу обратно в комнату, выкручиваю из гранаты запал, кладу ее подальше от себя и опять ложусь. Сна нет, и при каждом очередном треплющем нервы взвизге все равно тянет кинуть. Вопреки этому безумному желанию решаю завтра же с утра пойти и привезенные гранаты, с которыми не хватило сил расстаться в Приднестровье, утопить. От греха подальше. Чертыхаясь сквозь зубы, ползу на кухню пить. Включаю свет, чтобы не навернуться через табуретки, зацепившись за драный линолеум. Чайник пуст. Отворачиваю головку крана — и в раковину с шипением устремляется белесая, пахнущая хлоркой струя. Хлорки водоочистная станция не жалеет. Приднестровский прикорм для раков обеззараживают? Да ну ее к черту, эту воду! Как они ее здесь летом вообще могли пить? Поставив на место взятый было стакан, возвращаюсь в постель. Через какое-то время пьяные вопли заканчиваются, и, поворочавшись какое-то время с боку на бок, засыпаю.

Грохот и вспышки света. Неужто гроза? Вторая половина октября и холодина уже… Почему удары грома такие резкие и короткие, без раскатов? А-а! Это снова обстрел! Какого черта я снова уснул? Идиот!

— Эй, замок!

Как назло, Достоевского черт принес! Сейчас будет говнежа и скрипу, еще и Али-Паше доложит. Вскакиваю.

— Да ты чего подорвался?! Валяйсь! Сколько железа перетаскали, брюхи ободрали, растяжки снимаючи — и под каждый выстрел скакать? Отдыхай! Через час будет румынам музыка!

Задеревеневшие во сне, натруженные мышцы отзываются ноющей болью, заставляющей вспомнить о том, что рано утром мы наконец наступаем. Чего это мули и румыны треклятые в третьем часу ночи взбесились? Как бы не пронюхали о нас… Ну их в болото. Грохот стихает, веки, как налитые свинцом, опускаются, качаются, плывут перед медленно закрывающимися глазами стены. Да, надо спать…

Темно-серый, но прозрачный и понемногу светлеющий рассвет. Исходные в частном секторе. Все идет по плану. Нам удалось занять рубеж для атаки не на своей улице, а в ничейном квартале, почти под стенами у врага.

Бум-м! Тр-р-рах!!! И впереди сплошные разрывы. Бьют из подствольников, РПГ, клохчут агээсы.

— Хлопцы, впере-од!

— Давай, пошли!!!

Что было сил бежим через оставшуюся полоску двора к занятым румынвой домам. Задыхаясь, бухаюсь на колено перед последней стеной. Всего метрах в пятнадцати за ней эта вонючая «Буребиста»… Если сейчас минометчики спаскудничают, мули нас отсюда без эскорта с салютом не отпустят…

Тр-рах! Ну и затейка, вслед за минометным огнем перебегать улицу и прыгать в окна! Одна надежда — на растерянность и внезапность. Но лучше никто и ничего не придумал. И всего двадцать выстрелов. Часть из которых, не приведи Господь, может попасть по нам. Считаю. После пятнадцатого расстегиваю, чтобы сбросить, бронежилет. Восемнадцатый и девятнадцатый хлопают одновременно. Кто-то перескакивает через меня — и тишина! Обсчитался!

— Вперед!!!

— Ура-а!!!

Там впереди серые согбенные и безликие фигуры возятся с еще одной такой же. Кто-то лежит на земле. Стук очередей — и они валятся рядом. Одна из фигур почти забегает за угол и, изогнувшись в спине назад, вываливается обратно. Бьется о стену брыкающаяся в агонии нога. Мы уже под окнами. Граната! Ладонь опять потная, не выронить бы… С усилием рву кольцо. Порядок! Кидаю в окно. Там блещет и грохает. Слева и справа раздаются такие же взрывы. Кто-то подсаживает меня наверх. Кто-то лезет вместе со мною в окна, а две группы побольше, слева и справа, бегут одна ко входу в многоэтажку, а вторая за угол.

Дальше — бардак. Но я спокоен. Рядом — Витовт. Заняв с ним соседние комнаты, стреляем из них влево и вправо по коридору. Видя выскочившие со стороны центрального входа фигуры, каким то чутьем понимаем, что это свои. В дальнем крыле продолжается стрельба, а нам дальше, на второй этаж. Там повторяется бардак хуже первого. От своих и встречных близких выстрелов голова как котел. Брызжущий огонь и боль в руке. Что это? Фигня! Вперед! Бегу дальше и обо что-то спотыкаюсь. Какой-то туман, и вот я уже сижу, порываясь встать.

— Какого черта столпились?!

— Дом чист!

— А дальше, дальше, вашу мать!!!

Все хочу встать. Кто-то похожий на Гуменяру что-то делает с моей рукой и вызверяется:

— Сидеть!!! Убью, лейтенант! Кровью б, изойдешь или заразу, б…дь, подцепишь!!! Дальше ему, б…дь, приспичило!!!

А! Это он руку мне мотает. Чепуха. Рука и пальцы двигаются, не иначе кожу просто порвало. Все, он закончил.