Раннее (сборник)

И куда, бывало, шаг я ни направлю,
Сам не помню как, оказывался вместо –
В комнате, где девушки из Ярославля,
Жили три учительницы, жили три невесты.

Там висели зайчики смешные на стене,

В безделушках девичьих цвела душа живая,
Над мотками розовых, зелёных мулине
Девушки склонялись, вышивая.

Это было так несовременно,

Так милы мне были три головки русые, –
Блока белокрылого, Есенина смятенного,
Бунина закатного, обдуманного Брюсова, –

Я метал им всё, что помнил только лучшего,

Голову в жару свою охватывая,
Отцедил смолы янтарной Тютчева,
Брызнул зелья чёрного Ахматовой.

Клеткам счёт не потеряли{205}, и на горле выемов

Не поправили, и нити брали –  те;
Я списать не дам ли песенок из фильмов, –
Лишь одна спросила в простоте.

Иглы быстрые мелькали так же почасту,

Пальцы ловкие скользили по канве…
И холодную, блестящую корону одиночества
Я в ознобе ощутил на голове…

1953

Над «Дороженькой»

Дочь моя! Душа моя! Кудерьки альляные
И тоска Алёнушки в глазёнках голубых!
Ты растёшь без воздуха. Кругом – кругом чужие,
И тебя мне прятать надобно от них.

Ты мала, не знаешь ты: отец твой вовсе не жил

И смятен, как юноша, двенадцать лет спустя…{206}
Те, что в глазках твоих стынут, – те же,
Те же прутья самые, мне небо закрестя,

Не дали ладоням ласки мягкой черпать,

С губ других губам испить медка, –
Оттого так смутно жаден на ущербе
Я к годам, последним к сорока.

Ты мала, не знаешь этого туману,

Когда плоть тугая, как струна.
Я привёл бы в дом, привёл бы тебе маму,
Да боюсь, не мачеха ль она.

Я боюсь, она изменит наш обычай,

Длить беседы нам вечерние не даст,
Иль в безумии твой хрупкий стан девичий
На глумление чекистам запродаст…

1953

Триумвирам

Написано!.. Целого мира
Не так мне страшен суд,
Как то, что, три триумвира,
Вы судите мой труд.

Вы трое, кому я обязан

Всем лучшим! – как строг ваш взор.
С годами, пусть въявь не сказан,
Пойму я ваш приговор.

Как Пушкин, хотел я о мрачном,

Сказать, осветляя боль,
То буйной, то грустно-прозрачной
Увидеть земную юдоль;

Увидеть алмазные всплески

В засмраженной тесной судьбе,
Безжалостным, как Достоевский,
Лишь быв к самому себе;

Но чутким к узлам свилеватых

Узоров в душе чужой,
Что в мире нет виноватых,
Хотел я провесть, как Толстой{207},

Чтоб вызрел плод поэта

Не к ненависти – к добру.
…Бог знает, насколько это
Моему удалось перу…

1953

«Поэты русские! Я с болью одинокой…»