Так вот она, воля: над степью – да небо!Так вот из земных не последняя доля:Увидеть алмазный осколок Денеба,В ночной черноте – перемиги Альголя.Мой прежний, мой запертый, стиснутый мирЗабыл про тебя, голубой Альтаир.Нам жёлтая зона, слепя фонарями,Лгала, что померкла Вселенная звёзд, –Но тех же Плеяд озаренье над нами,Того же Стрельца полыхающий грозд.Над темью тупого, жестокого векаКакою надеждой вы блещете мне –Кипяще, немыслимо белая ВегаИ факел Юпитера в Божьем огне!{202}
1953
«Вот и воли клочок. Новоселье…»
Вот и воли клочок. НовосельеВ бурой степи да в голых стенах…Но опять в изуверскую кельюЯ свободу свою, как монах,Истязуясь, постясь, заточаюИ цветов приканавных не рву, –Кто ты, девушка? где ты, родная,Для которой теперь я живу?Столько в памяти скрыто в приглубках –Распирается череп, треща.Не хочу истаскаться по юбкам,Не женюсь для мясного борща,Комсомольской бояться изменыУ себя на дому не хочу!Ночью слушают чёрные стены,Как я с досок нестланных шепчу{203}:– Кто ты, девушка? Где твои зреютНепреклонность? и верность? и стан?– Ты, кого б я привёл, не краснея,В круг высокий былых каторжан?
1953
«Под духмяной, дурманящей сенью джиды…»
Под духмяной, дурманящей сенью джидыТы мне странные, чуждые песни играла.Одинокая цапля в шуршаньи водыО-тот берег задумчиво долго стояла.В эту зарость колючих кустов джингиля,Так обманчиво пахнущих нашей сиренью,Я тебя увлекал, чтоб ты стала моя,Я метал тебе под ноги жизнь в нетерпеньи.И темнел, сокоснувшись упруго с тобой,И щекою скользил между сборок подола, –Ты привольным дыханьем в тиши надречнойРазлила деревянную трель Комсомола…И – откинулся я! И с позорной цыновкиЯ вскочил – стало стыдно и больно мне: какМог забыть я опухших больных доходяг?И расстрел? и трёх тысяч три дня голодовку?{204}Слёзы женщин – иных, кровь – не этих мужчин, –Всё б ушло из меня, испарившись по капле…Нет, девчушка! Останусь, останусь один,Как вон та одинокая цапля…