2. Причина, по моему мнению, состояла в том, что собственно интенциональная сторона в потенции детального анализа сознания не была во всей тогдашней литературе вопроса раскрыта и осознана
– из-за того, прежде всего, что отсутствовали соразмерные самой особой задаче теория и методология исследования.3. Предполагаю, что главная общая причина такого отсутствия состояла в исходной статичности
и прежней, и тогдашней философской исследовательской работы с такой специфической «сферой-объектом», как человеческое сознание. Говоря очень кратко, моделью этой работы было соотнесение как бы застывшего единичного результата, т. е. какого-либо предметного образа в сознании – с тоже статично взятыми предметами (вещами) вне сознания. И отнюдь не случайно именно к концу XIX века на новой стадии развернулись поиски в этой области, дебаты о том, соответствуют или нет «образы» предметов в сознании их предметным предметным прообразам.Почему именно интенциональная идея, вместе с тем, могла способствовать и отчасти способствовала преобразованию этой закрепившейся статичной модели? Суть в том, что «предметные» устремления сознания – это могло бы быть элементарной исходной констатацией – никогда не начинаются и не заканчиваются каким-либо моментом, искусственно выхваченным для изучения в любой гносеологической или логической концепции. И вот именно идея интенциональности взывала к учету этих вполне реальных динамических, диалектических измерений проблемы – например, непрерывной и многосторонней динамики исследуемых процессов осознания самого сознания
.Поэтому в самом исследовательском процессе были объективно затребованы динамические (в том числе – в тенденции – историко-динамические) модели. Исключительно важным для философов, работавших на рубеже XIX и XX столетий, было уже то теоретико-методологическое соображение, что интенциональные модели – предположительно – могли бы, по крайней мере в тенденции, в наибольшей мере соответствовать реальным
динамическим и многообразным процессам, сторонам жизнедеятельности человека, наделенного сознанием.Ведь с первых сколько-нибудь самостоятельных шагов индивидов в окружающем их природном и социальном мире реально, действительно начинается, в сущности, безостановочное (конечно, прежде всего у людей с неповрежденным сознанием, но по-своему и у тех, чье «сознание» чем-то «болеет») движение к освоению как людьми в целом, так и отдельными индивидами предметного мира, а также изучение в особых сферах познания самого сознания. Значит, интенциональная метафора безостановочного «потока сознания»
и именно идея постоянной динамичной и никогда не исчезающей «направленности» сознания на «предмет» (а тем самым на окружающий природно-предметный мир, как и на особое «предметное» поле самого сознания) гораздо больше отвечала реальной практике человека и человечества, чем на некоторое время закрепившаяся в гносеологии, да и вообще в философии статичная модель. Метафора же интенционального процесса – когда сознание рассмотрено как направленное на предмет, когда оно динамично, процессуально полагает (meint, мнит, имеет в виду) предметы – тоже в большей мере отвечает всегда безостановочному движению в освоении каждым индивидом предметного мира. «Теория отражения» и вовсе противоречила всей совокупной реальной познавательной практике, ибо в случае, если бы она была верна, каждому «следующему» индивиду и следующим поколениям людей не надо было бы биться, по сути, над теми же (и новыми) познавательными трудностями. Ведь и самые простые «предметы» окружающего нас мира мы «познаем», «осваиваем» поэтапно – и так, что эта наша «работа» заканчивается вместе с нашей же жизнью.Авторы и сторонники идей, концепций интенциональности совершенно правы: интенциональный процесс как непрерывная направленность
на предметы и предметное не останавливается не только при жизни каждого человека, но также и в исторической динамике человеческого рода. Ведь освоение людьми мира и самих себя (включая деятельность в социально-историческом мире с её особыми «предметностями» и интенциями сознания) для каждого человека принудительно начинается «с самого начала», но непременно предполагает освоение спрессованного опыта (обогащенного, кстати, новыми приемами и средствами, инструментами и специального обучения и т. д.) как общечеловеческого, с определенного исторического момента – цивилизационного опыта.