Ранняя философия Эдмунда Гуссерля (Галле, 1887–1901)

Природа генетической проблематики, заинтересовавшей Гуссерля, была такова, что именно движение через границы дисциплин обещало особое качество исследования, потенциально заключало в себе преимущества, почти что утраченные в силу последующих дисциплинарных дифференциаций.

Снова повторю, что в отличие от авторов, сетующих на такое смешение исследовательских жанров в ФА, я исхожу из того, что синтетический, междисциплинарный характер ФА является несомненным достоинством этой ранней, также и философской работы, неплохо использовавшей – во имя прояснения числовых понятий – наработки различных дисциплин. Более того, именно опыт междисциплинарного синтеза, каким бы частным и скромным он ни показался в свете последующих открытий Гуссерля, на деле был по-своему парадигмальным как раз для этих открытий. Ибо феноменология (чего подчас не понимали и не принимали великие ученые вроде Фреге и до сих пор не приемлют некоторые логики и философские логицисты) по природе своей немыслима – она и не возникла бы – без специфического соединения именно тех линий, которые почти естественно объединялись в работе молодого ученого над понятием числа.

Следует учесть также, что не только Гуссерль, но и сами философски мыслившие ученые предпочитали, подобно Брентано или Штумпфу, определять свои исследования как психологические, фактически работая также и в сфере ещё не строго отделенных друг от друга научных областей или предпринимая новый синтез только еще самоопределявшихся полей психологического исследования. Они уже предпочитали называть себя «психологами» и, соответственно, писать работы с акцентировано психологическими названиями. Но ведь они несомненно заключали в себе философское содержание (разобранный у нас пример: «Психология с эмпирической точки зрения» Ф. Брентано). При этом для некоторых из них их позиционирование себя в качестве психологов чем дальше, тем больше оправдывалось. Последние десятилетия XIX века были временем расцвета психологии и возникновения уже более конкретных, специализированных психологических работ (разобранный подробно пример: «Психология звука» К. Штумпфа). Но вот что первостепенно важно: во всех этих случаях речь, однако, шла либо о философских разработках, либо о таких психологических исследованиях, которые велись в рамках философской психологии, ещё не отделившейся от материнского лона философии (к чему, правда, уже были близки работы некоторых психологов того времени). При конкретном анализе ФА было показано, что стихией гуссерлевского исследования во многом является проблематика представления (Vorstellung), откуда и возникает – иногда и у самого Гуссерля – идея, согласно которой если не во всей ФА, то в её важных разделах осуществляется исследование чисто «психологической природы» интересующих его понятий. Частично так оно и есть: материал, который тогда объявлялся только или преимущественно психологическим, плотно, повсеместно присутствует в ФА. И дело не только в теме представления; часто фигурируют такие слова и понятия, как «интерес», «внимание» и т. д., относительно психологической природы которых вроде бы нет и не может быть никаких сомнений. И всё-таки фактом остается и другое: приходится резюмирующим образом повторить то, что подробно доказано в книге: в истории философской мысли при анализе сознания тоже было издавна широко задействовано понятие представления (нем. Vorstellung, англ. representation). Это относится к таким авторам, как Локк, Юм, Беркли, Лейбниц и, конечно, Кант, как и к другим корифеям немецкого идеализма, включая даже «логициста» Гегеля, который, скажем, в «Феноменологии духа» также обращается к проблеме представления. Речь идет о тех частях сочинений выдающихся мыслителей, относительно философской природы которых нет сомнения.

Другое дело, что психология, развивавшаяся параллельно с философией или, скорее, в её составе и долго под её прямым влиянием, тоже традиционно оперировала как законно «своими» и понятием представления, и другими понятиями, обозначавшими акты и элементы сознания (ощущение, восприятие, воспоминание, акты фантазии и т. д.). И не в этой ли постоянной внутренней близости к философии, древней и духовно, интеллектуальной мощной области научного знания, крылся один из секретов взлета, расцвета, а потом и отпочкования, внутренней специализации психологических дисциплин?