Ранняя осень. Повести и этюды о природе

К этому гостеприимному леску за дачным поселком строителей я был особенно неравнодушен. Он весь пестрел светлыми полянками, сквозящими рощицами, каждоминутно напоминая мне родное Поволжье. Березовые колки перемежались тут с зарослями осинника и сосняка.

Озорная, беззаботная тропа, легкомысленно вилявшая из стороны в сторону, вывела меня на знакомую солнечную прогалину.

Чуть ли не вплотную подошел я к худосочному дубку-подростку с надломленной вершинкой, так неосмотрительно облюбовавшему себе беспокойное местечко возле торной тропы, когда вдруг из-под его нижней ветки вынырнула крупная — побольше голубя — серая птица. Не спеша взмахивая крыльями — тоже серыми, как бы слегка успевшими уже выгореть на пристальном майском солнце, птица пропарила к ближайшей сосне, стоящей одиноко на припеке, метрах в тридцати — сорока от дубка.

«Что за незнакомка? — подумал я, не двигаясь с места. — Вся невзрачно серая, а на хвосте — это я приметил — белые крапины».

Попытался разглядеть птицу, опустившуюся на приземистую сосну, но отсюда ее не было видно.

И тут снова случилось непредвиденное. Над тихой прогалиной пронеслось призывное, страстное «ку-ку».

Раз пять прокуковала кукушка, поразив меня своим сочным, мелодичным голосом. Тотчас в ответ из дальнего ельничка послышалась верестяще картавая трель: «Кли-кли-кли».

Сорвавшись с ветки, самец устремился к чащобе за прогалиной, мерно махая серыми, как бы слегка выгоревшими крыльями.

Я же свернул с торной тропы и пошел в другую сторону, Мне не хотелось мешать свиданию.

Душегубец

Между липок, пока еще голых, высился гладкий шест с потемневшим от дождей скворечником. В раз-вилке сухой ветки, прикрепленной к домику, вижу моргающего крыльями скворушку-свистуна.

«Прилетели! — говорю себе. — Не забыли родной кров!»

Весна в том году была хмурой и капризной. Поселившаяся в скворечнике пара озабоченно бродила по саду, да разные там букашки и червяки попадались редко — еще не оттаяла земля, ночами же ее прихватывали заморозки.

И жена стала подкармливать пернатую братию. На деревянный лоток у кухоньки то насыплет пшена, то подсолнечных семян, то хлебных крошек.

Скворцы первыми заметили кормушку. Вначале прилетел самец. Посидел, посидел на кусте шиповника, настороженно оглядываясь по сторонам. А чуть погодя решительно опустился на край подноса. Схватив самый большой мякиш, тотчас взвился к скворечнику.

Вскоре кормушку начали навещать трясогузки, синицы, зяблики. Прилетали и скворцы с соседних дачных участков.

В мае чаще появлялось солнце, теплые деньки чередовались с пасмурными, дождливыми, и веселее запел зяблик, резвее забегали по зазеленевшим тропинкам легкие, свиристящие трясогузки. Теперь эти лакомки смело заходили на кухню, вспархивали на чайное блюдце, стоящее на полу у подтопка, и не спеша, церемонно щипали творог. Стремительные же синицы не осторожничали — молниеносно впорхнув в дверь кухни, проворно хватали с блюдца кусочки творога или сыра и так же молниеносно, фыркая крылышками, уносились куда-то, ныряя между яблоневыми ветками.

В третьей декаде мая у наших скворцов появилось потомство. Когда мать или отец подлетали к шесту с полным клювом корма, в домике поднимался отчаянный писк. Через неделю же из летка скворечника стали высовываться серовато-коричневые головки прожорливых детенышей. Однажды после завтрака, когда я уже работал, в раскрытое окно заглянула жена, с тревогой в голосе сказав:

— Иди скорее сюда!

Выйдя на крыльцо, я услышал сильные, частые удары. Казалось, где-то рядом рассыпалась барабанная дробь.

Махая рукой, жена звала меня к липам. Зайдя за дом, я увидел такую картину: над шестом метались в тревоге скворцы, а на скворечнике, у самого летка, примостился большой серый дятел. Он долбил доску, стремясь расширить леток. Долбил что есть силы — вниз летели, точно вязальные спицы, щепочки.

— Посмотри, что он делает, душегубец! — сказала жена.

Схватив из-под ног ссохшийся комок земли, я запустил его в сторону скворечника. И закричал, хлопая в ладоши:

— Кыш, кыш, разбойник!

Дятел улетел. Взволнованные, взъерошенные скворцы один за другим скрылись в домике. Надо ж было проведать беспомощных детей, которым грозила такая опасность!

В этот день дятел прилетал еще два раза. Появлялся он — нарядный щеголь в малиновых рейтузах, проявляя поразительное упрямство, и в следующие дни. Не в меньшей мере, чем родители, охваченные тревогой за скворчат, были все время начеку и мы. И едва от лип доносились первые дробные удары, бежали в сад и прогоняли нахала.

— Я ни от кого не слышала, что дятлы способны на такой разбой! — говорила удивленно жена, держа теперь под рукой медный поднос и увесистую палку вместо колотушки.

— Я тоже, — отвечал ей, прислушиваясь к суматошному писку в домике на шесте.

В бинокль отчетливо видна была щель, пробитая дятлом, стремившимся расширить отверстие, чтобы проникнуть в скворечник за добычей.