Ранняя осень. Повести и этюды о природе

Тощий старик с черной бородищей, оказавшийся совсем и не разбойником, а просто-напросто каким-то Антипычем, подал Артему перекрученный ремешок.

— Зайцев стрелял? — спросил старик, нагибаясь над лежащим на земле парнем с тоненькой ниточкой усов над верхней искусанной губой.

Артем тяжело поднялся на ноги.

— Вон на том островке… рядом с корягой… спасались от разлива не то три, не то четыре зайца. Всех ухлопал!

— Сто чертей в пятку! — сплюнул старик. Носком сапога он легонько поворошил бездыханную птицу с окровавленной грудкой. — Тоже его работа?

— А от этого красавчика никому пощады нет. Летел дятел, он и дятла смазал, — все так же с одышкой проговорил Артем.

— Надо же этакому шустрому герою на наши головы свалиться! — не унимался старик. — Чай, с нефтепромысла?

И он осторожно взял с земли новую двустволку.

Артем тоже нагнулся, поднял вмятую в суглинок шапку. Отряхнул ее о коленку и, нахлобучивая на голову, с усмешкой сказал:

— Мой знакомый… в поселке виделись. Еще, добрая душа, справочкой меня снабдил: где в Тайнинке магазины.

Игошка стоял в сторонке. Его как будто бы никто не замечал. Потому-то несмело так и подошел он к пропахшему порохом Артему. И так же несмело прижался щекой к его руке.

Глянул вниз Артем, ахнул.

— Игоша!

— Я… тебя хотел спасать, — тоненько пропищал Игошка, морща исцарапанный нос.

Глава пятнадцатая

Прежде чем браться за утюг, Степка опрыскивала белье, набрав в рот воды — холодной, колодезной. И тут розовато-смуглые, тугие щеки ее полнели, раздувались, делаясь похожими на только что вынутые из печки поджаристые колобки.

Расправив Артемову рубашку, Степка, не глядя, брала с кирпича, положенного на табурет справа, пышущий зноем утюг.

Под утюгом смоченная водой ткань шипела. И в избе вкусно пахло чисто простиранным горячим бельем и смолкими угольками.

Сидя у теплого подтопка с раскрытой книгой на коленях, Артем любил украдкой посматривать на Степку. Так ловко, так легко двигала она по столу тяжелый этот утюг!

Не замечая Артемовых взглядов, Степка с каждой кинутой все хорошела и хорошела, словно нарочно дразнила парня. Пронзительно-зеленые, быстрые, насмешливые глаза ее нет-нет да и сверкали из-под полуопущенных ресниц, а вздернутый седловинкой нос весело морщился, точь-в-точь как у Игошки.

Ну, а раз у Степки насмешливо сверкали глаза, морщился нос, то на щеках непременно появлялись пухлые ямочки. И Артем уже догадывался: о чем-то смешном думает бедовая Степка. Теперь с минуты на минуту жди потешного рассказца.

Так было и в этот светлый апрельский вечер.

Степка гладила белье, что-то мурлыча себе под нос. Артем блаженствовал у подтопка, прилаживая рукоятку к игрушечной тачке на двух колесиках.

Когда днями придет к ним в гости Игошка, тачка уже будет ждать мальца. Земля на поляне перед избой кое-где просохла, и лучшего места для стройки плотины или рытья котлована не найти. Тут-то Игошке и пригодится Артемова тачка.

Вдруг Степка оборвала свою бесконечную песенку. Подбросив в утюг угольков, продула его и оставила на время в покое. Отдыхая, она сцепила на затылке руки. Сцепила всего на какую-то минутку. Тонкое муравчатое платьице натянулось, плотно облегая грудь.

Бросив на Степку в этот миг быстрый обжигающий взгляд, Артем со сдержанным вздохом подумал про себя: «А Степка-то… смотри ж ты, совсем разневестилась! Как бутон расцвела. Не зря ребята шалеют от ее взгляда».

Уставясь в окно тревожно ждущими чего-то глазами, Степка все же уловила на себе этот вороватый Артемов взгляд. Проворно опуская руки, она до слез застыдилась. И чтобы скрыть это мучительно-радостное свое смущение, весело рассмеялась, прихлопнув ладонями о стол.

— Ба! Чуть не затмило! — воскликнула она. — Такая потеха… И знаешь, Артем, кто из наших девчонок отчудил? Знаешь кто?

— Откуда ж мне знать? Разве я ворожей? — сказал Артем, и добрые губы его, сейчас такие мальчишеские, целомудренные, запрыгали в улыбке. — У вас их сколько в столовой? Базар!

— Ну как же тут не угадать! Яснее ясного — с Зинкой-чудинкой приключилось происшествие! С той самой, Артем, которая позавчера приходила ко мне за выкройкой. — Степка выпрямилась, одернула платье. — Это она, Зинка, всем закамуристые вопросики задает. Особенно на комсомольских собраниях.

Степка перевела дух, облизала губы.