Ранние новеллы [Frühe Erzählungen]

Джованни. Нет, Пьеро, ничего не выйдет. Не обижайся, но давать тебе деньги — все равно что лить воду в бочку Данаид. Ты все проматываешь с собутыльниками и тучными телицами…

Пьеро. С кем? Тучными телицами?

Джованни. Ну так сейчас говорят во Флоренции. Похоже, ты не на высоте, что касается модных словечек. А кроме того, так опутан ростовщиками, что не можешь потратить ни одного флорина, который не обошелся бы тебе в конечном счете в восемь лир. Чем все это кончится, хотелось бы мне знать. Времена и без того довольно скверные. Воробьи чирикают на крышах, что со смерти деда дела наши катятся под гору. Поговаривают, банки наши в Лионе и Брюгге на пороге краха. Шепчутся, будто банк со вкладами горожан на приданое дочерям вынужден был уменьшить выплаты, а все из-за того, что отец потратил большую часть денег на праздники и произведения искусства. У многих на него за это зуб…

Пьеро. Зуб! Кто смеет ворчать? Партии развеяны по ветру, упорным приходится довольствоваться заточением или изгнанием. Правим мы. Сегодня Лоренцо, а завтра-послезавтра я. И тогда, поверь мне, торгашам придет конец. Банки разоряются? И шут с ними. Я им еще такого пинка дам, что они вообще испустят дух. Все дело в земельных владениях. Нам нужно больше земель. Мы князья. Карл Французский назвал нашего отца своим любезным родичем — меня он назовет братом. Дай только взойти на трон! Дай мне только взойти на трон! Ни одного закона не останется, который давал бы народу хоть тень права и хотя бы для видимости ограничивал нашу волю. Кроме нас не будет больше ни одного благородного сословия. Конфискации! Смертные казни!.. Лоренцо недостаточно решительно пользовался этими средствами. А еще малодушно отказался от мысли укрепить наше положение вполне заслуженным титулом. Я не хочу быть первым гражданином Флоренции; меня должны называть великим герцогом, королем Тосканы!

Джованни. Ах, ваша светлость, ваше величество, вы хвастун. И то, что ты там нацедил, и есть вся твоя политика? Ты так уверен, что, когда отец — да продлит Господь его дни — все-таки скончается, мадонна Фьоренца возьмет тебя господином и любовником? Нет слов, ты прекрасно разбираешься в любовных упражнениях и блудодействах, но твоя осведомленность в делах общественных хромает. Тебе известно, что против тебя проповедует брат Джироламо? Что народ терпеть тебя не может? Что стену дворца украшает написанный на тебя сонет-эпиграмма?..

Пьеро. Послушай, дружок, мой тебе совет, не зли меня! Дай сотню дукатов, которые так мне нужны, и оставь свои политические наставления при себе!

Джованни. Нет, Пьеро, я с удовольствием дам тебе свое благословение, бери его, милый брат, вот оно. Но денег больше одалживать не стану. Finis[61], подпись, печать.

Пьеро. Лошак! Содомит! Рукоположенная морская свинина! Что мне, собственно, мешает дать тебе оплеуху, обезьяна ты в пурпуре?..

Джованни. Решительно ничего не мешает, поскольку ты непорядочен и подл. И потому я ухожу, избавляя себя от моей грубости. Ты найдешь меня у отца, если решишь поискать, чтобы попросить прощения. Будь здоров. (Уходит по центральной дорожке.)

Пьеро. Иди! Убирайся, тряпка! Кардинальская шапка в мокрых пеленках! Сдался ты мне! Скоро я сяду на трон, и тогда мир, скрипя зубами и ликуя, увидит князя! Колесница… Колесница… Башни на колесах… Сверкающие пурпурные волны, столпотворение одержимой праздничным безумием черни в пыли, меж ковров, под навесами… Покачивающие копьями юноши на брыкающихся, испускающих ржание конях… Летающие гении рассыпают розы… Сципион, Ганнибал, толпа олимпийцев — они спустились для восславления, они плывут в триумфе Пьеро Божественного… А на позолоченной колеснице высотой с дом — я! Я! У ног вращается земной шар, на челе лавры Цезаря, а в объятиях она… моя женщина, моя наложница, моя порозовевшая от счастья рабыня… Фьоренца… Ах!.. Ах!.. Вы здесь, мадонна?..

8

Фьора появляется с правой боковой тропинки и останавливается на центральной дорожке, сложив руки на выступающем животе, откинув голову и опустив глаза, покойно симметричная, молчаливой, загадочной красоты.

Пьеро (идет к ней). Это вы, мадонна?

Фьора. Вы видите меня во плоти, высокородный государь.

Пьеро. Я не предполагал, что вы здесь. Меня занимали некоторые мысли.

Фьора. Мысли?

Пьеро. И все же должен вам сказать, я рад, встретить вас — для меня невыразимое удовольствие.

Фьора. Прошу вас, пощадите. Я женщина, а подобные речи в устах Пьеро Всепрекраснейшего смутят любую женщину…

Пьеро. Благословенная Фьора! Восхитительная Анадиомена!

Фьора. Дерзкий льстец! Великий султан прислал нам засахаренных фруктов, и, лакомясь ими за десертом, я думала, нет на земле ничего слаще. Слушая вас, я больше так не думаю.