Ранний ледостав

Тем временем снова поднялась пурга. Утихла она лишь на следующий день. Тавет, превозмогая боль, тронулся в путь. Ему казалось, что он идет довольно быстро, но когда обернулся, увидел: ельник темнеет совсем рядом. Он со своим березовым костылем не протащился к полудню и четверти километра!

Тавет чуть не заплакал, а вместе с подступившими слезами, пришел и новый приступ слабости. Глаза заливал пот, хотелось пить. Пожевав снег, Тавет опустился на землю. Когда Ланги подскочил к нему, он обвязал его шарфом, а конец прикрепил к своему поясу. Теперь с помощью собаки, отталкиваясь локтями и коленом здоровой ноги, он медленно пополз к протоке.

К вечеру показался берег. Лодка была на месте. До нее оставалось не более сотни метров, когда Тавет вдруг потерял сознание.

Очнулся он от неистового собачьего лая. Над головой маячила кедровая ветка. Сквозь нее просвечивало серое небо.

— Ланги! Потише! — попросил Тавет. И подумал: «На кого это ты так расшумелся?»

Переведя взгляд в сторону берега, он оцепенел: возле лодки стоял огромный медведь.

Тавет нашарил двустволку. Слегка приподнявшись, достал из кармана патроны. Не успел он перезарядить ружье, как медведь, мотая головой, двинулся прямо к нему.

«Весна! — мелькнуло в мозгу Тавета. — Медведь голоден! Голоден, зол и опасен! Если промажу — конец».

Хозяина тайги явно раздражал собачий лай. Не натасканный на медведя, Ланги не слишком боялся зверя, но как вести себя — толком не знал. Он то подскакивал к берегу, то мчался обратно, а медведь медленно приближался к редкому кедрачу, где лежал Тавет. Метрах в десяти он вдруг взревел и встал на задние лапы.

У Тавета замерло сердце. Он положил палец на спусковой крючок и застыл в страшном напряжении. Ланги в страхе прижался к нему.

Неожиданно медведь развернулся и длинными прыжками устремился в лес.

Напряжение спало, но теперь Тавет в конец ослабел… Он распластался на ягеле, не в силах даже пошевелиться. И вскоре впал в новое забытье.

Сколько оно длилось — Тавет не знал. День снова клонился к вечеру. И снова нестерпимо хотелось есть. Нащупав на земле кедровую шишку, он с трудом выколупнул из нее несколько прошлогодних орешков и сжевал их вместе с кожурой. Ланги тоже понюхал шишку, но есть не стал.

Вдруг со стороны реки донесся еле слышный рокот подвесного мотора. Лодка! Люди! Возможно, что Тавета ищут!

Теперь главное — дать о себе знать!

Тавет выстрелил в воздух. Шум мотора стал удаляться. Неужели не услыхали?!

— Ланги! — закричал он. — Голос! Песик мой, го-ло-с!!!

Вся надежда была только на собаку.

Ланги тотчас оказался возле лодки и залаял так, что у Тавета зазвенело в ушах, а с ближайшего болотца поднялись испуганные птицы.

Неужели и теперь не услышат?

Не услышали… Наверное, мешал ветер, относивший звуки в сторону от реки.

Мотор на мгновение притих, потом заработал снова. Было ясно, что лодка, обогнув Горелый, спускается дальше, вниз по течению.

«Наверное, просто для заправки останавливалась», — подумал Тавет. И еще подумал, что протока, по которой они с Ланги добрались до острова, могла за эти дни обмелеть. Тогда на остров нет иного пути, как через более глубокую протоку Мекхот-Пухар, а это лишних полсотни километров. В поселке, поди, и не сообразят, что он подался в такую даль — ведь матери сказал: к вечеру, мол, буду дома.

Значит, выход один: во что бы то ни стало доползти до своей лодки.

Цепляясь руками за мокрую от растаявшего снега прошлогоднюю траву, он продвинулся немного вперед. Каждый метр давался ему с огромным трудом, перед глазами стоял туман, перехватывало дыхание. Но, кусая до крови губы, Тавет упрямо полз к лодке…

Наконец сделав последнее неимоверное усилие, он схватился ладонью за корму.

Тут его ожидал новый удар. Рюкзак со съестными припасами — хлебом, чаем, маслом, сушеной рыбой, был разодран и пустой валялся на дне. Пробка бензобака выдернута, а сам бак свернут на сторону. Весь бензин вытек. Хозяин тайги похозяйничал здесь в свое удовольствие. Не такой уж он, значит, был голодный!

— Дьявол косолапый! — выругался Тавет. — Обобрал меня подчистую! Чтоб тебе провалиться!

Забравшись в лодку, Тавет примостился рядом с мотором. Идти на гребях? Но вряд ли у него хватит на это сил.

В лодку запрыгнул Ланги. Предвкушая поездку, он устроился на своем излюбленном месте — на самом носу.

— Зря радуешься! — усмехнулся Тавет. — Никуда мы не едем…

Какое-то странное безразличие вдруг овладело им. Нога словно закаменела — видимо, сильно опухла. Тяжелым туманом наползал сон. Откинувшись к заднему сиденью, Тавет уснул.

Ему снились бесконечные крутолобые сугробы, среди которых он скользил на своей дюральке, снился медведь, оскаливший клыкастую пасть. Протянув руку, Тавет хватал зверя за мощный загривок и силился позвать собаку: «Ланги! Ланги! Почему ты не помогаешь? Ланги! — Но язык не слушался, и пес лишь с недоумением глядел на хозяина. Наконец удалось крикнуть: Ланги! Спасай!»

Видимо, он кричал во сне, потому что, вздрогнув, тотчас проснулся. Лайки в лодке не было, на берегу — тоже.

— Ланги! Где же ты? Ланги! — простонал Тавет.