Ранний ледостав

Ланги в ответ лизнул Тавета в щеку.

— Знаешь что? — сказала мать. — Возьмем его с собой. Как-нибудь устроимся.

— Да! Возьмем! — обрадовался Тавет. — Конечно, возьмем!

В это время раздался басовитый гудок теплохода. Расталкивая людей, к ним протиснулся помощник капитана.

— Товарищ! Возить животных на пассажирских судах без намордника запрещено. Сейчас же уберите пса. Слышите?! Мы и так опаздываем!

Пришлось схватить Ланги за ошейник и спустить на дебаркадер.

— Держи его! — крикнул Тавет стоявшему на пристани Логи. — Держи покрепче! Я скоро за ним приеду! Счастливо!

Теплоход отчалил. Скрывшись в каюте, Тавет долго еще слышал душераздирающий вой своей верной собаки.

7

Прошло полтора года. Тавет с матерью все еще жили в гостинице, обещанной им квартиры до сих пор не было. За все это время Тавет, как ни рвался, не смог выбраться в родные края повидать Ланги — дела не пускали.

Потом пришло письмо от приятеля.

«Должен тебя огорчать, — писал тот. — Не удается мне совладать с твоей лайкой. Поначалу вроде стала привыкать к нашему дому, но как гудок теплохода услышит, так сама не своя. Не ест, не пьет, Джека моего чуть не загрызла, когда он к ней сунулся. А в последнее время Ланги и вообще одичал. Пропадает неделями. Часто видят его возле твоего бывшего дома. Тяжело мне про такое писать, ведь вроде сам вызвался за собакой приглядывать, но ничего поделать с ней не могу…»

Только следующей осенью удалось Тавету поехать в поселок. Прямо с пристани поспешил он к дому своего друга. Но собаки там не было…

— Секи повинную голову! Не знаю, где Ланги. Уже месяца два его не видел, — развел руками приятель.

Тавет побрел по знакомым улицам.

— Не видели мою лайку? — спрашивал он у каждого встречного.

Люди пожимали плечами — в северном поселке столько собак, разве за каждой из них уследишь? Но кто-то ему все же сказал:

— Старика Кулю знаешь?

— Это который на отшибе живет?

— Да, подслеповатый такой.

— Знаю, конечно.

— Загляни к нему. Может, туда твой пес прибился? У него часто приблудные собаки живут.

Прибавив шагу, Тавет заторопился на топкую окраину поселка, где в бревенчатом пятистенном доме жил старый Куля. По дороге он заскочил в магазин, набил карманы печеньем и сахаром — побаловать Ланги, если он там. А для деда купил бутылку портвейна.

Ланги действительно оказался у Кули.

Но лучше бы Тавет его не видел.

Нечто всклокоченное, облезлое, тощее лежало, растянувшись, на деревянном крылечке. Если бы не белая отметина, похожая на бабочку-капустницу, Тавет не признал бы Ланги.

Ошеломленный, он присел на корточки, погладил собаку по костлявой спине и с ужасом заметил, что в темно-серой шерсти белеют седые волоски.

— Ланги, — шепнул он. — Бедный мои Ланги…

Пес даже не шелохнулся, только скосил на него гноящиеся глаза.

— Умнейший пес. Умник…

Эти, некогда такие вожделенные слова, казалось, что-то пробудили в собаке. Она поднялась, села и потянула носом воздух.

Но видно и запах Тавета был уже не таким, как прежде — Ланги, зевнув, снова улегся на крыльце и безучастно уставился в одну точку.

— А, это ты, Тавет? — послышался старческий голос.

В дверях избы стоял старый Куля.

— Здравствуйте, — сказал Тавет.

— Здравствуй, здравствуй. Значит, снова в наших краях?

Дед присел на рыбный ящик, достал прокуренную до черноты трубку.

— Так, так… Соскучился, значит, по родным местам? — вздохнул он. — Не надо было уезжать. Я вон всю жизнь на одном сижу… Здесь родился, здесь и помру. Теперь уж скоро. Ноги не держат…

Голубой табачный дымок поплыл над болотцем. Тавет молчал, не зная что сказать. На душе у него было тяжко.

— Собаку-то свою признал? — продолжал Куля. — Постарела она. Глухая стала, слепнет, вроде меня. Жаль, жаль… Хороший, говорят, был пес. Он ведь тебя однажды от верной смерти спас, когда ты себе на Горелом прострелил ногу. Было такое?

— Было.

— Да-а, вот так-то.

Дед умолк, посасывая свою трубку.

Тавет вручил ему портвейн, а печенье и сахар положил на крылечко под самую морду задремавшего пса.

— Привязался ко мне, — дед ткнул пальнем в сторону собаки. — Заявился однажды, — вот и живет. Я его не гоню. Мы с ним как раз пара — последние денечки на белый свет смотрим…

— Ланги! — снова наклонился к нему Тавет. — Пойдем со мной! Я ведь за тобой приехал. За тобой, слышишь?!

Старик встревожился.

— Что это ты надумал? Пес совсем плох. Только измучаешь его в дороге. Да и меня последней радости лишишь. Я привык к нему, все не один в доме.

Ланги тем временем проснулся и захрустел печеньем. Но и ел он как-то вяло, без удовольствия, не выражая ни малейшей благодарности. Тавет был уже для него никем.