Ранний ледостав

— Да что мне кино?! Что книги?! Ведь ты же клялась мне. Под этим вот деревом! — Не в силах сдержать себя, Карыкур чуть не кричал на Айнэ, размахивая рукой. — На этой вот плахе клялась…

Айнэ долго молчала, и Карыкур подумал даже, что пронял ее своими неопровержимыми доводами, фактами, свидетелями которых были и он, и она, и это высокое дерево, и неширокая речка, готовая вот-вот взломать свой ледяной панцирь. О какой любви может она говорить! Но Айнэ вдруг спокойно поправила свою норковую шапку, затолкала под нее волосы с висков и снова сказала:

— Господи, что ты заладил, Карыкур! Неужели ты не можешь понять: так получилось. Ну не могла я унять свое сердце. Ты что, разве не знаешь, что бывают минуты, когда чувства не подчиняются разуму. Вот я и полюбила его. — Она вдруг взглянула на него так неприязненно, что он, готовый сказать ей еще не одно резкое слово, вдруг осознал, насколько это бессмысленно.

— Ладно… — снова взмахнул он рукой. — Чего тут толковать-то. — И решительно напомнил о том, из-за чего он, собственно, здесь и находился: — Ты зачем пришла-то? Говорила, что дело какое-то у тебя серьезное…

— Ах да, Карыкур. Что-то мы все не о том… — Она положила ногу на ногу и обхватила колено руками, — Я ведь вот зачем тебя позвала… Я хотела… — Теперь она делала после каждой фразы долгие паузы, словно никак не решаясь произнести что-то очень для нее важное, словно хотела заранее угадать, как он к этому отнесется. Она вдруг снова пристально посмотрела на него, и не было теперь в ее взгляде неприязни, а было выражение какой-то растерянной робости и, как показалось Карыкуру, мольбы. — Я хотела… хотела… тебя, Карыкур, просить об одном одолжении, — почти шепотом наконец выговорила она.

— Каком? — сразу же насторожился он. — Какое одолжение?

— Это, Карыкур, с оленями связано…

— С какими еще оленями? Ведь ты же давно в стадах не работаешь.

— Да нет, ты меня неправильно понял — я о твоих оленях… Ну о тех, которые возле буровой отравились…

«Тебе-то что до этих оленей, Айнэ?» — чуть было не сказал он, и вдруг в одно мгновение в голове у него прояснилось, все стало наконец на свои места: господи, да она же из-за Яши прибежала, из-за Кулика этого, своего мужа! А он-то: любовь, клятва! Тьфу!

Бросив на нее ненавидящий взгляд, Карыкур тут же отвернулся. Да, теперь стало окончательно ясно: она назначила свидание только ради мужа, и ради мужа готова была даже принять его в своей квартире…

«Странно только, почему он прислал ее, зная, очевидно, что у нас с ней было? — спросил он вдруг самого себя. — Выходит, у него, у Кулика, рыльце в пуху? Он тоже причастен к гибели оленей? Причастен и, видно, всерьез — иначе с чего бы ему так беспокоиться… Надо же, на что жену послал… Ну и сволочь! Ну и подлец! Тут он вспомнил слова Айнэ, что муж укатил на буровую. Вот почему, наверное, и попросил Айнэ — боялся потерять время. Да, похоже этот знаменитый Яша крепко во всем замешан. Интересно, с какого же бока? — думал он, пытаясь разгадать загадку. — Хм… И значит, я теперь должен помочь ему? Как бы не так! Да разве за этим я сюда шел? Я-то считал… считал…»

А Айнэ теперь, когда первое слово было сказано, больше не чувствовала, как минуту назад, никакой неловкости и действовала смело и напористо.

— Ты ведь в Пулнгават Вош из-за павших оленей ездил, правда?

Но он настолько ушел а свои размышления, что не сразу и расслышал, что говорит ему Айнэ.

— Карыкур! — дернула она его за рукав. — Да ты не хочешь, что ли, мне отвечать? Не хочешь, да?

Карыкур взглянул на нее непонимающим взглядом. «Ах да! Она же, кажется, спросила, зачем я в город ездил». Ответил уклончиво:

— Может быть и из-за оленей… А ты-то откуда знаешь?

— А уши для чего? Ваш этот, горластый, сказал. Лозар. Вот я, Карыкур, и пришла узнать: олени, что — и в самом деле отравились?

— В самом деле, — с каким-то даже злорадством ответил ем Карыкур. «Ну и что, — думал он, — что он даст тебе, мои ответ? Картина теперь ясна, результатов анализа не изменишь ни ты, ни твой Яша… Но чего же тебе все-таки надо? Об этом — зачем ездил да каков анализ — вполне можно было спросить и по телефону. Значит, что-то еще. А что? Неясно, Непонятно…»

— Я тебя, Карыкур, вот о чем хочу попросить, — Айнэ, будто в волнении, терла пальцами лоб, словно как следует обдумывая самое важное; но он вдруг поймал на себе ее острый, брошенный исподтишка взгляд и понял, что все у нее давно обдумано и решено. — Ты можешь сказать, что этот самый порошок нашел не в кузове?

— Как не в кузове? — переспросил Карыкур. — Что-то не понял.

— Ну не в брошенной машине, а скажем, где-то еще… Разве мало места вокруг буровой? Да вся лесотундра — конца и края не видно.

— Опять не понял, Айнэ. Во, собачий узел, что-то никак в толк не возьму. Какое это теперь имеет значение? Олени-то все равно отравились…

— В том-то и дело, Карыкур, что имеет значение. Для меня — даже огромное.

— А ну, объясни толком…