Ранний ледостав

То и дело поглядывая на часы, Карыкур торопился к тому месту, где на мысу, окруженная со всех сторон молодыми кедрами, стояла их с Айнэ вековая ель. Похоже, Карыкур в то лето первым заприметил это идеальное для свиданий место, потому что тогда никто их не потревожил там ни разу…

«Интересно, — машинально думал сейчас Карыкур, пробираясь в своих болотниках по узкой кромке обрывистого берега, уже освободившегося от снега. — Назначал там свидания еще кто-нибудь? Наверное назначал — не я же один глаза имею. — И вдруг едва не оторопел. — А что, если там уже сидит кто-нибудь? Как тогда? — Но оглядевшись вокруг, он успокоился: кто же будет назначать здесь свидания в такое время года? Снег еще толком не сошел, холодно… Ну, а если все же кто-то уже сидит — посмотрим, там и будет видно…»

К высокой ели он подходил осторожно, чуть ли не крадучись, а подойдя, вздохнул с облегчением: никого на их месте не было. Вообще сюда, видно, давно уже никто не приходил — только лыжники когда-то оставили свой след, еле заметный теперь на оттаявшем, почти сером снегу — видно, давно, в самый разгар зимы, приближались они к стволу могучего дерева, чтобы отдохнуть.

…Еще тем летом Карыкур, чтобы удобнее было им с Айнэ коротать ночи, приволок сюда обрубок толстой, почти в обхват взрослого человека, лиственницы, пристроил рядом с елью. К немалому его удивлению, плаха эта еще сохранилась, — правда, стояла она теперь с другой, южной стороны ели. Карыкур поднатужился, переставил ее на прежнее место.

«Пусть все будет, как раньше, — тихо сказал он себе, усаживаясь на этот обрубок. Стащив с головы неблюевую шапку, он прислушался: не идет ли Айнэ? Но ничего похожего на ее шаги не услышал и подумал: — Рано еще. Сказала ведь — ребенок один остается, с какой-то подругой договариваться будет…»

Сидя на том самом месте, где оба они, влюбленные, верящие в счастливое будущее, проводили, обнявшись, ночи, он в нетерпении дожидался прихода своей Айнэ. Что-то она ему скажет на этот раз?

Сколько же горячих, вырвавшихся из самых глубин его юношеского сердца слов было произнесено им здесь! Какие планы строили они под этой могучей елью, как все красиво и легко получалось у них тогда. А сколько раз клялись они в вечной любви под шорох широколапых ветвей, переборовших на долгую жизнь все ветра и бури, затяжные дожди и долгие снегопады!

«Только эта могучая ель и помнит, наверное, те слова. — подумал сейчас Карыкур, скользя взглядом по закрывшим от него небо могучим зеленым ветвям. И тут же поправился: — Ну почему же только она? А я? Разве я забыл эти слова, забуду когда-нибудь? Нет, не забыл и не забуду… Иначе разве пришел бы сюда, разве сидел бы здесь в ожидании?.. — Он тяжело вздохнул, потер пальцами горячий лоб. — Это только она, Айнэ, забыла, только у ее сердца память оказалась короткой, как олений хвостик… — Томясь ожиданием, вновь и вновь прикидывал Карыкур, какие причины могли заставить Айнэ искать с ним встречи — искать так настойчиво, даже навязчиво… — Может, действительно несладко приходится ей с Куликом? У него другая женщина, Айнэ разочаровалась в нем… Разлюбила, а теперь хочет искать любви у меня?.. Просить прощения?.. — Но стоило ему подумать об этом, как старая обида, ревность вмиг заполыхали в его сердце с такой силой, что он даже застонал, — Не выйдет, Айнэ! Не рассчитывай, не получится!.. — шептали его губы. — После всего, что у нас произошло?! Нет!..»

Но одновременно жила в его мозгу и другая мысль, все больше давала о себе знать, становилась, подобно туеску, в который мало-помалу собирают ягоду, все тяжелей и весомей, и сердце переполнялось томительным ожиданием чего-то, пока еще неясного ему самому… И если б он умел это томление переложить в слова, то понял бы, что живет сейчас минутой своего торжества, удовлетворения от того, что наконец-то его любовь, его большое чувство взяло верх в сердце Айнэ, что все же она поняла, где истинная любовь, а где подделка…

«Да, — уверил он себя наконец, — скорее всего, она хочет сказать, что все еще любит меня. Только так. А иначе, разве может замужняя женщина позволить себе пойти на такую встречу?»

До слуха его долетели вдруг легкие шаги, звук которых доносился издалека, со стороны вовсю разлившегося узкого ручья, протекавшего рядом с поселком экспедиции.

«Она!.. — радостно мелькнуло в его голове. — Только она так мягко ступает. Как соболь». От волнения он зачем-то начал искать свою шапку, напрочь забыв о том, что держит ее в руке; в конце концов он все же обнаружил ее и тут же нахлобучил на макушку, чтобы хоть как-то скрыть давно не стриженные волосы.

Не в силах больше ждать, он вскочил с чурбана и теперь переминался с ноги на ногу, не зная как быть: то ли пойти ей навстречу, как он делал когда-то, то ли дождаться ее здесь, не показывая своего нетерпения…

Наконец на оттаявшей тропке появилась она — в темной кроличьей шубе, норковой шапке, модных сапожках.