Ранний Самойлов. Дневниковые записи и стихи: 1934 – начало 1950-х

«Я жив, здоров. Но это между прочим.
Необходимо рассказать тебе,
Как становлюсь я постепенно точен
В соотношеньях времени к судьбе.
Я стал, наверно, менее лиричен
И очень многим удивил бы вас.
Но я все тот же, я не обезличен,
В шеренгу с автоматом становясь.
Мне кажется, что в нашей эпопее
Есть чувство небывалой простоты –
Не жить минутой и не стать скупее,
Придя к простому делу из мечты», –
Писал Сергей задумчиво и просто.
Над блиндажом, снежинками пыля,
Сквозь редкий звук
ружейных отголосков
Шла ночь на поиск в минные поля.
Была в России ночь и непогода.
Гудок в ночи как проклятый орал.
В последних днях сорок второго года
Санпоезда летели на Урал.
Войска формировались на Урале,
Ковались остроребрые штыки.
Ветра в рожки почтовые играли,
Летя в снегу, в степи, как ямщики.
Была в России ночь и непогода.
Но был уже особый ритм рожден.
И в Сталинграде мерзлая пехота
Без сна пять дней отстаивала дом.
Уже входили в песню сталинградцы,
И шли событья вопреки уму.
Тогда у нас – не только что письму –
Судьбе нетрудно было затеряться.

8

Метель, как кот хвостом, стучала в двери.
Который день не разгребали снег.
Уставшей за день и озябшей Вере
Иные дни мерещились во сне.
Давным-давно нет писем от Сережи.
Здоров ли он? Зачем не стал писать?
Нет, женщины красивей и моложе
Таким, как он, наверное, под стать.
Он выдумщик. Он, может быть, умнее
Живет, от мелких бед отворотясь.
Ему легко. А нам стократ труднее
Такими быть, как выдумали нас.
Метель играет мягкая над домом.
Трамваи в парк уходят на ночлег.
Над крышами, над городом огромным,
Как белый кот, разгуливает снег.
Дымятся трубы печек и времянок,
За ставнями не светится ночник,
И бережно, как Повесть лет времянных[180]

,Упрямый школьник прячет свой дневник.

9

Любил и я веселые попойки,
Когда уйдем на формировку в тыл.
Вокруг стола рассядемся на койки
И врать начнем друг другу, где кто был.
О самых небывалых переделках,
О том, какой у нас был генерал,
О пленных фрицах, о рязанских девках.
И сам поверишь в то, что сам наврал.
Ведь в тех рассказах есть такая сила,
Рожденная беспечностью самой:
Пусть не со мной, а с кем-то это было,
Раз так бывает – будет и со мной…
Играют вальс на хромке хриплой старой,
И лезет с кружкой чокнуться сосед.
Сергею вспоминаются гусары,
Лихие председатели бесед.
Но вдруг веселье, взмыв до верхней ноты,
Вниз падает сердечною тоской.
– Да ты совсем не пьешь, Сережа!
Что ты
Засел в углу задумчивый такой?
– Небось не пишет из дому дивчина?
Или старуха начала хворать?
Давай еще по стопке! Будь мужчина!
Да попроси цыганочку сыграть.

10