Поэма начинается раздумьем,Где мирятся рассудок и чутье.Три макбетовских ведьмы[175],три колдуньиЗлословят при рождении ее.Поэма начинается МосквоюВ свету шарообразных фонарей,И дружбой невнимательной, мужскою,И спорами в студенческой дыре…Но мимо! мимо! Нам бока измучилРассудка несгибаемый каркас.От нами созданных чудес и чучелЖелезный век оттаскивает нас.Он требует не жизни на коленях,А сердца – безраздельно и сполна.Так постигают люди поколенья,Что началась Троянская война.
1
Был ранний час. Умытые дождямиСокольники дышали новизной.Цветные капли на кустах дрожали,Березы удивляли белизной.Неясный улыбающийся лучикБлуждал в траве, счастливый от любви.И бегали средь кочек и колючекПохожие на буквы муравьи.Так шел Сережа к райвоенкомату,Печаль мешая с этой теплотойИ чувствуя – обрубленные датыЖивут уже, как травы под водой.Уже почти не тяготят разлуки(Где мать, сквозь слезы,с поцелуем в лобИ торопливо переданный в рукиС домашним скарбом пестрый узелок).Какое-то бессмысленное счастье,Подобное начавшемуся дню.– А с Верой даже и не попрощался!Пожалуй, я оттуда позвоню…Наверное, той самой беспричиннойБеспечностью отмечены вокругВсе странствия из мальчиковв мужчиныИ постиженье подлинных наук.Мы дожили до дней такого ранга,До наших дней, где наши чудеса.(Как Павка говорил: дойдем до Ганга[176],И Мишка[177] про романтику писал.)Романтика! она еще нам снится,Курлыкают степные журавли,Когда ее на западной границеУже вминают танки в колеи;Когда слепым кочевьем бредят шляхи,И дымом сёл прогоркли вечера,И косят разноцветные рубахиНа всех дорогах вражьи «мессера»;И съедена последняя буханка,И гибель нам пророчат старики…Но осажденный полуостров Ханко[178]Еще обороняют моряки.Еще райком, решив без протоколаБесспорно оставаться на местах,Не директивы требует, а тола,О взорванных мечтая поездах.Еще мечта достойна испытанья,Она готова к жизни кочевой.Еще дерется партизанка ТаняИ верует в победу Кошевой.И мы приходим в райвоенкоматы,Стоим у неуютного стола.– Ну что ж! Пускай запишут насв солдаты,Когда такая надобность пришла.