Ранний Самойлов. Дневниковые записи и стихи: 1934 – начало 1950-х

Читаю «Эмали и камеи»[164] в переводе Гумилёва. Это одна из книг, которым повезло. Ее перехвалила история литературы. Мы до сих пор принимаем это на веру.

06.06

Прочел книжку Межирова «Дорога далека»[165]. Впервые вижу его стихи на бумаге.

Он завораживает своим чтением. Перестаешь слушать смысл – видишь, что перед тобой – поэт.

Своим вдохновением он заворожил и критику. Книга была критикована как неудача мастера. На самом деле она – чистое ученичество. Все неясности ее – от незрелости ума, от пренебрежения смыслом, от недостатка знаний, от мальчишеского увлечения звучаниями, перебивками ритма, «задыханиями» – всем, чему может научиться любая поэтическая шлюха, имитирующая страсть.

Это поэзия «глаза», пытающаяся казаться поэзией «сердца». В ней мало сердца, еще меньше ума, хотя сам Межиров человек умный и тонкий. В поэзии нельзя только показывать (этого хотят Межиров, Гудзенко, отчасти – Луконин[166]), в ней необходимо доказывать.

Межиров ничего не доказывает. А показывает – человека, безмерно испуганного войной, но бодрящегося в каждом заключительном катрене.

«Нижний план» – метафоры, эпитеты и пр., то, чем тайно гордится Межиров и считает своей сильной стороной, – тоже однообразен и не слишком блестящ. На тридцать восемь стихов – пятьдесят дождей, тридцать девять ветров и шестьдесят семь дорог, путей, верст и кюветов. Скучно!

05.08

Я был счастливее во время войны, когда кочевал по земле с прекрасной верой в «потом».

И вот оно, это «потом». Еще ничего не сделано. Запутаны мысли, я страшусь прямоты и привязан к мелочам. Очистить душу! Жить снова в большом мире, в котором жил, в котором блуждают до сих пор мысли моего романа.

Тревожусь о Л. Сумеет ли она выдержать трудности моего пути?

Планы мои велики и громоздки. Сумею ли осуществить их?

Роман, поэма о провинции, поэма о детстве Ленина, повесть о Пушкине и декабристах, эстетика.

Мне как воздух нужен успех. Я из тех, кто силен в удаче. Не обязательно во внешней удаче. Но давно у меня не было удач внутренних…

Да исполнится!

26.10

Вне нашей печатной литературы (поэзии) существует другая, которая когда-нибудь предстанет перед удивленным взором общества. Она насчитывает, может быть, десяток имен.

14.11

Разговор со Слуцким.

Есть три типа поэтов: поэты идеологии, поэты темы, поэты ощущения.

Пушкин – поэт идеологии, Лермонтов – темы, Блок – ощущения.

Есть и плохие образцы: Симонов – идеологии, Гудзенко – темы, Северянин – ощущения.

В эпохи декаданса выдвигаются поэты ощущения: Блок, Бальмонт, Анненский[167], Мандельштам, Ахматова, Пастернак, Есенин.

Даже поэты идеологии (Белый[168]) и темы (Брюсов, Сологуб[169]) притворяются поэтами ощущения.

Маяковский – типичный поэт идеологии.

Из западных: Байрон, Гейне, Гюго, Гёте, Шиллер – поэты идеологии; Киплинг, Готье, Бодлер – темы.

Сельвинский – поэт темы, мечтающий быть поэтом идеологии.

Межиров – поэт ощущения, выдающий себя за поэта темы (на идеологию не претендует).

В эпохи расцвета поэты темы и ощущения тянутся к идеологии – Кюхельбекер, Рылеев.

Первый тип поэтов – самый высокий. Наибольшее количество гениев дают они. Есть примеры гениальных поэтов и в двух других категориях.

О методах работы. Есть несколько способов взаимоотношений поэта с темой.

Стихотворением может стать извне пришедшее задание, силлогизм, который сознательно, без предварительной внутренней подготовки втискиваются в форму поэзии. Есть хорошие образцы этого метода у позднего Пушкина, у Байрона, у Гейне, хотя ни для одного из них этот метод не характерен.

Второй способ, когда пришедшая извне тема попадает на сложившееся внутри поэта настроение. Наиболее результативный способ творчества. Так написаны наиболее страстные стихи Лермонтова.

Третий способ – вырастание стиха из внутреннего ощущения без явного соприкосновения с данной извне темой. «Как соловей поет». Способ, редко оправдывающий себя в других жанрах, кроме любовной лирики. Невозможный в поэме.

Стихотворения

«Берлин в просветах стен без стекол…»

Берлин в просветах стен без стекол
Опять преследует меня
Оскалом сползшего на цоколь,
Как труп, зеленого коня.

Продуты смертным сквозняком

Кривые пальцы мертвых сучьев.
Над чем смеешься, страшный конь,
По уши тучи нахлобучив!..

1945

Романс