Ранний свет зимою

Помог случай. Собственно не случай, а система. Его, Билибина, система! Заводить бытовые связи. Как можно больше бытовых связей! Не корчить из себя «сакраментальную личность», как любят некоторые у нас — эдакого Фушэ[21], а встречаться с интеллигентными людьми, бывать в клубе, играть на бильярде, беседовать на обывательские темы и быть в курсе… Из обыкновенных разговоров выуживать зернышко по зернышку нужные сведения. Схватить кончик веревочки, а узелки потом распутаются уже другими, профессиональными методами…

На этот раз система сыграла без отказа, прямо в лузу. Сидели за винтом. Партнеры были обычные. Чиновник из губернаторской канцелярии — попадался на глаза часто, но лицо упорно не запоминалось, а только руки, очень белые, холеные, жадно хватающие кредитки. Еще — «просвещенный» купчина Щаденко, одевается под англичанина и усы щеткой. Четвертым пригласили Собачеева, управляющего вдовы Тарутиной. Ротмистр скользнул по нему взглядом: представительный молодой человек с животиком. Чрезмерно учтив, пожалуй. И в глазах интерес и преданность, может быть даже направленные на него, Билибина. Щаденко спросил:

— А как поживает уважаемая наша Дарья Ивановна?

Собачеев любезно ответил:

— После заграничных вод помолодели лет на двадцать!

— Воображаю, как она там за границей поворачивалась! По-ихнему-то — ни бельмеса! — заметил Щаденко, веером разбрасывая карты на зеленом сукне.

Собачеев хохотнул и объяснил, что при Дарье Ивановне безотлучно состоял молодой человек, аптекарский помощник и весьма образован…

Билибин насторожился: у него была удивительная зрительная память. Вдруг перед ним встал, будто развернул кто-то у него перед глазами, документ:

«…Состоит в должности аптекарского помощника… поведения порядочного, характер общительный. Бывает часто на станции Чита — Дальний вокзал, где имеет много знакомых…»

Ну конечно, сначала этот образованный молодой человек завел знакомства с рабочими на железной дороге, а затем поехал за границу завел там связи с политическими эмигрантами… Билибин не стал расспрашивать Собачеева. Без труда установил, что нынешняя жена Собачеева, Софья Францевна, еще девицей была в дружеских отношениях с интересующим ротмистра молодым человеком.

Дальнейшее можно бы выяснить другим путем, но почему и не прямо через Собачеева? Ротмистр пригласил его в кабинет. Сказал для начала:

— Мне кажется, вы человек здравомыслящий. Я рад знакомству с вами.

Собачеев поклонился и спросил, не мудрствуя лукаво:

— Чем могу быть полезен?

— Вы вращаетесь среди молодежи. И неудивительно: имея прелестную жену… Не хочу сказать ничего дурного: красота есть красота. Она, как солнце, притягивает… — И Билибин закончил деловым тоном: — Вы могли бы в форме письменных заметок сообщать мне о настроениях и намерениях бывающих у вас молодых людей. Это, поймите, очень важно. Не лишены интереса также их связи с рабочими.

Собачеев кивнул головой.

— Ваши донесения, натурально, будут содержаться в полной тайне как с вашей, так и с моей стороны, — продолжал Билибин. — Для большей секретности вам следует даже подписывать их не своим, а каким-нибудь вымышленным именем.

— Пас! — громко ответил Собачеев, привстав, и улыбнулся.

— Что такое? — Не вздремнул ли Собачеев под его речь, не почудилось ли ему, что они — за карточным столом?

— Пас, — повторил посетитель, все так же готовно улыбаясь.

— Не понял, — хмуро заявил ротмистр.

— Подписывать, с вашего разрешения, буду: «Пас». Потрудитесь заметить: начальные буквы имени, отчества и фамилии — Петр Антонович Собачеев.

«Силен», — про себя отметил ротмистр и сказал размякшим голосом:

— Я сразу и не понял… Простите: запамятовал ваше имя-отчество…

На вопросы Билибина Пас отвечал точно и обстоятельно: интересующий господина ротмистра молодой человек поддерживал знакомство с Софьей Францевной, урожденной Гердрих, в годы ее девичества. Характер упомянутого молодого человека и склонности не позволяют сделать вывод о его благонамеренности. К тому же он имеет сестру, девицу весьма дерзкую, терпимую местными дамами исключительно вследствие ее искусства по швейной части.

На вопрос, не сохранилось ли у госпожи Собачеевой каких-либо писем или записок, собственноручно написанных молодым человеком, Пас ответил:

— Писем Софья Францевна от него не получала, а стишки в альбоме имеются. Как это? «Летнее утро прекрасно…» Или что-то в этом роде…

— Можно и стишки, — согласился Билибин.

…Муж Сонечке попался неплохой: денег не жалел, за обедом не привередничал и жене не докучал, поскольку все свое время посвящал картам.

Тем более удивилась она, когда нашла его у своего секретера, где хранились ее старые письма в пачках, перевязанных ленточками, и фотографии.

Собачеев рылся в этих бумагах со зверским видом, как Сонечка потом рассказывала приятельницам.

— Что тебе здесь надо? — испуганно воскликнула она.