Раньше девочки носили платья в горошек

Меня взяли на работу, Арменуи тоже. За четыре часа раздачи листовок нам платили по 500 рублей. Мой мотив пойти работать был довольно банальным: так как денег мне ни на что не хватало, я часто брала в долг (в частности, у Арменуи, а она, в свою очередь, просила у мамы, чтобы занять мне), и долгов уже накопилось две или три тысячи (огромная сумма для студента), поэтому надо было что-то делать. Работа была тяжелая: стоять по четыре часа у выхода из метро (я работала на «Университете») и раздавать листовки людям, которые брать их не хотят. Еще ты потеешь, все чешется, кто-нибудь обязательно о тебя споткнется, отпустит шутку, начнет смеяться. Нередко мимо меня шли богатые студентки из МГУ с дорогими сумочками и кокетливо смеялись, когда я протягивала листовку, но бумажку так и не брали. Иногда я плакала в своем костюме (к счастью, слез никто не видел), потому что мне хотелось домой: к родителям, бабушке, деду, брату. Вся эта взрослая жизнь меня просто убивала: как из дочки обеспеченных родителей, живущей в своей розово-лиловой комнате в центре города и посещающей мажорскую гимназию, я превратилась в потного промоутера, который после смены пойдет сдаст свой огромный костюм, получит 500 рублей, поедет на вокзал и сядет на пригородную электричку до дома, где его никто не ждет? Это было действительно стремительным падением. Правда, подработка продлилась недолго, я заработала необходимую сумму, чтобы отдать долги, и зареклась впредь заниматься чем-то подобным. Ах, если бы все было так…

В начале второго курса началась череда попыток устроиться на какую-то работу, чтобы у меня были дополнительные деньги. Сначала меня не взяли промоутером в какой-то клуб, аргументировав это тем, что я толстая, а толстые – некрасивые, и на такую должность берут только худых и привлекательных девушек. Мне было очень больно и обидно это слышать, но я ничего не ответила. Тогда я часто молчала и не защищала себя, когда мне говорили подобные вещи. Я замыкалась, внутри за доли секунды поднимался вихрь неприятных чувств, но я молча уходила, и все. Прошли годы, пока я научилась стоять за себя, не молчать, когда хочу высказать собственное мнение, и не позволять никому себя обижать. Фэтшейминг продолжился и дальше: меня не взяли на работу в крупную сеть модных кофеен, которые есть во всем мире, потому что я – та-дам – слишком полная. Им нужны были люди более подвижные и активные за барной стойкой, чтобы и кофе наливать, и имена выкрикивать.

Как ни странно, я до сих пор клиент этих кофеен, как и одного супермаркета премиум-класса, откуда меня уволили со словами, что я не умею писать (но об этом позже). Хотя я могла бы обидеться, но дело в том, что я люблю этот бренд, а фэтшейминг – реальность, в которой мы все когда-то жили. Я никого не оправдываю, выбирать баристу по размеру талии – действительно так себе затея, тем не менее мир был другим, и мы только сейчас учимся жить в новой этике: принимать, что все разные, наши тела прекрасны и судить по ним о профессиональных качествах человека – крайне неэффективно. Раньше по подиуму ходили только худые высокие модели а-ля Victoria’s Secret, но, на мой взгляд, мир стал чуточку прекраснее с появлением Эшли Грэм, Искры Лоуренс, Тесс Холлидэй и других моделей плюс-сайз.

Следующим моим местом работы был магазин косметики ручной работы, о котором вы уже знаете. Когда я оттуда уволилась, вернувшись из Челябинска, я пообещала себе, что в моей жизни не будет больше никаких листовок, работы продавцом и я больше никогда не услышу, что я недостаточно хороша, чтобы разливать людям кофе. Все эти события стали толчком к переосмыслению себя и своей жизни. Я начала усиленно худеть, аргументировав это тем, что хочу найти парня, но сейчас думаю, что рабочие собеседования тоже сыграли свою роль. Диеты дали результаты, но худеть, потому что кто-то унизил тебя, – плохая мотивация. В первую очередь надо полюбить себя, а во вторую – делать с собой все что хочешь, но, как показывает опыт (мой и многих других), многое уже делать и не хочется.

После всех кризисных моментов я решила сосредоточиться на своей профессии. Так, я написала пару статей о журналистике для одного нишевого издания, о котором нам рассказала одногруппница, а потом устроилась на практику на одно оппозиционное радио, которое финансировали из государственного бюджета. Это был неприятный опыт, скажу честно. Стрессовая атмосфера новостного социально-политического радио меня очень пугала и напрягала. Главный редактор мог кинуть бумаги в лицо журналисту, съязвить на пустом месте, называть журналисток пупсиками, зайчиками и трогать их за руки, за шею, за волосы. Поразительно, что тогда, в 2011-м, я не придавала этому значения. Ну не насилует же? Не домогается? Как же кардинально поменялось мое мнение о нормах и о том, что допустимо на работе, с тех пор! И это огромная заслуга женщин, которые наконец-то начали говорить про харассмент.