Рапалло – великий перелом – пакт – война: СССР на пути в стратегический тупик. Дипломатические хроники и размышления

Во время проводов японского министра иностранных дел Мацуока Сталиным и Молотовым была разыграна знаменитая сцена объятий с послом Шуленбургом и замещавшим военного атташе полковником Г. Кребсом с изъявлением заверений в верности дружбе с Германией. В эти же дни из желания угодить Гитлеру Сталин принимает решение о роспуске Коминтерна.[193] 6 мая появилось сообщение о вступлении И. Сталина в должность Председателя СНК СССР. В кулуарных беседах немцам намекали, что данное назначение открывало возможность официального визита Сталина в Берлин, в том числе с целью присоединения к Тройственному союзу. 8 мая СССР разорвал дипломатические отношения с оккупированными Германией Норвегией, Бельгией, Югославией и Грецией, что означало окончательное признание Москвой статус кво, возникшего в результате германских завоеваний. И, наоборот, с марионеточными правительствами и оккупационными властями Дании, Бельгии и Норвегии в апреле-мае заключаются торгово-экономические соглашения.

9 мая от имени Советского правительства ТАСС опубликовал Заявление, опровергавшее слухи о «концентрации крупных военных сил» на западной границе СССР. 12 мая СССР признал пришедшее к власти в Ираке прогерманское правительство Рашида Али аль Гайлани, что имело к тому же характер антибританского демарша. 18 июня Москва приветствует заключение германо-турецкого договора о ненападении и дружбе. О готовности к заглаживанию вины должны были свидетельствовать также уступки Германии при демаркации границы в Прибалтике (завершена 24 мая 1941 г.) и в споре о разделе продукции никелево – молибденовой концессии в финском Петсамо.

Но самой громкой акцией стало появившееся в печати 14 июня 1941 г. новое Заявление ТАСС, в котором, в частности, говорилось, что «в последние дни муссируются слухи о близости войны между СССР и Германией. По этим слухам: 1) Германия будто бы предъявила СССР претензии территориального и экономического характера, и теперь идут переговоры между Германией и СССР о заключении нового, более тесного соглашения между ними; 2) СССР будто бы отклонил эти претензии, в связи с чем Германия стала сосредоточивать свои войска у границ СССР с целью нападения на СССР; 3) Советский Союз, в свою очередь, стал усиленно готовиться к войне с Германией и сосредоточивать войска у границ последней». Вина за распространение провокационных слухов возлагалась на неназванные силы, «враждебные СССР и Германии», которыми в тогдашней конкретной ситуации могли быть только Великобритания и США. «Слухи», разумеется, опровергались; очевидная концентрация германских войск в районе границы объяснялась их передислокацией с Балкан, а советских – учениями, маневрами и т. п.[194]

Были предприняты еще две попытки разрядить ситуацию. 18 июня Молотов сообщил Шуленбургу о своей готовности выехать в Берлин для переговоров, а в ходе последней перед войной беседы с германским послом 21 июня пытался выяснить причины «недовольства Германии» [91, c. 751–753]. Гитлер, однако, свой выбор сделал, и никакие советские дипломатические маневры не могли на него повлиять. «Наоборот, – высказывает свое мнение советник Хильгер, – продолжающиеся усилия Сталина избежать конфликта он рассматривал как доказательство его (Сталина. – Ред.) слабости и страха перед военным столкновением с Германией. Все это укрепляло его (Гитлера. – Ред.) в убеждении, что ему никогда не представится более благоприятного случая разгромить Советский Союз…» [56, с. 396]. К кремлевскому усердию во внешнеполитическом угодничестве перед Берлином там относились с явной иронией, не забывая при этом им пользоваться. Изначально бессмысленная политика заискивания в отношении Германии, которая никак не могла изменить течение событий, направляемое железной логикой стратегического расчета, из постыдной превратилась уже в контрпродуктивную.

Кремль же продолжал твердо придерживаться этого одиозного курса и объявил фактический бойкот посольствам Великобритании и США в Москве, отказывая послам этих стран в приеме их в НКИД на уровне выше, чем уровень первого заместителя наркома. В результате под разными предлогами послы покинули Москву и выехали на родину.[195] По существу это означало прекращение политического диалога.[196] Берлин, в ответ на московские попытки напомнить о себе, безмолвствовал. Вся советская внешняя политика в сколь-нибудь значимых ее проявлениях свелась к эпизодическому личному общению Молотова с послом Шуленбургом. Это, конечно, была ее полнейшая деградация.

Весь последний предвоенный год Берлин вел СССР на поводке временно совпадающих тактических интересов и навязанных решений, увлекая его за собой все глубже в стратегический тупик. По мере роста текущих военно – политических успехов Германии этот поводок становился все короче, и когда поздней весной 1941 г. Берлин выбрал его до конца, советскую внешнюю политику разбил паралич.