С этого момента отношения между двумя странами были лишены какой-либо направляющей идеи и приобрели исключительно ситуативный характер. Все же 17 января Москва по старой привычке решила апеллировать к пакту, чтобы убедить Германию отказаться от ее планов на балканском направлении. Молотовым в Москве и полпредом Деканозовым в Берлине были сделаны аутентичные заявления по поводу ожидавшегося ввода войск в Болгарию и их присутствия в Румынии [90, c. 344]. Никакой реакции Берлина не последовало. Следующий кризис в двусторонних отношениях разразился 5–6 апреля в связи с заключением советско-югославского договора. По мнению советника Хильгера «ничто из того, что русские сделали между 1939 и 1941 годами, не привело Гитлера в большее неподдельное раздражение, чем договор СССР с Югославией, ничто не способствовало в большей мере окончательному разрыву» [56, c. 395–396].
До весны 1941 г., судя по характеру советского стратегического планирования, Кремль терпеливо дожидался решительных действий Берлина на британском направлении, как по линии десантной операции, так и в рамках проекта «пакта четырех». На деле ничего не происходило, и к середине апреля 1941 г. стало ясно, что повторная попытка осуществить операцию «Морской лев» откладывается до каких-то неопределенных «лучших времен». Надежды загрести британский жар германскими руками оказались тщетными. Для СССР, – вне перспективы большой англо-германской войны, – Гитлер становился все менее полезным и все более опасным.
Произошедший между 1 и 15 апреля разворот на 180 градусов в советском военно-стратегическом планировании, а именно отказ от планов локальных наступательных операций против Финляндии, Румынии и Турции, стал результатом общего пересмотра положения СССР относительно Германии, фактически принятием нового курса международной политики СССР. Стратегия «использования межимпериалистических противоречий в интересах советской власти» на которую «третий радующийся» возлагал столько надежд, исчерпала себя, не оправдав ожиданий. На ее место логикой событий выдвинулась задача нанесения по Германии упреждающего удара в полном соответствии с принятой Главным военным советом РККА годом ранее стратегией «активной обороны». Она, однако, возвращала Кремль в политическую реальность испорченных отношений со всеми сопредельными странами, от позиции которых в немалой степени зависел ее успех. Срочно требовалось исправить положение.
Во имя осуществления этой новой линии во внешней и военной политике Кремль бросился собирать камни, раскиданные по всей Европе в состоянии эйфории от августовско-сентябрьских договоренностей 1939 г. с Берлином. Главное, конечно, заключалось в отказе от планов локальных войн против трех упомянутых выше стран. Прекращается военно-политический прессинг, призванный выдавить из них желаемые Советским Союзом уступки: снимаются вопросы о Проливах, о Южной Буковине, о Петсамо и т. д.
Впервые за долгое время Москва демонстрирует в отношении соседей дружелюбие, пойдя на подписание советско – турецкой декларации о доброжелательном нейтралитете, вернув полпреда в Хельсинки и пообещав финнам возобновить поставки продовольствия, выразив готовность к определенным территориальным уступкам Румынии, пытаясь найти общий язык с Венгрией на базе учета ее территориальных интересов. Новая тактика распространяется даже на отношения СССР с представлявшим в какой-то мере французский народ и находившимся в глубоком германском тылу правительством Виши, с которым растет объем политических и торгово-экономических связей.
Однако главной была задача примирения с движением за польское национальное возрождение. Для этого со страниц газет исчезает антипольская пропаганда. Затем делаются осторожные шаги для умиротворения польского общественного мнения. Так, происходит топонимическая реставрация – возвращение польских названий ряду населенных пунктов, а также их улицам и площадям, сгоряча переименованным после присоединения Западной Украины и Западной Белоруссии к СССР. Во Львове начинается издание литературного журнала на польском языке; в Москву приглашается делегация польских культурных деятелей, некоторые из них принимаются в Союз писателей СССР. За отсутствием более подходящего случая, из календаря памятных дат извлекли и очень широко отметили годовщину со дня смерти великого поэта и деятеля польского национального движения Адама Мицкевича, придав, тем самым, новой пропольской политике всесоюзный размах. Активизируются контакты с польским и чехословацким эмигрантскими правительствами, в том числе их разведывательными органами. 4 июня 1941 г. Политбюро принимает решение о формировании на территории СССР отдельной польской стрелковой дивизии (также было принято решение о создании чехословацкого корпуса).