А германской дипломатии за ее деятельность на московском направлении Гитлер поставил заслуженную «пятерку». Беседуя в узком кругу приближенных, он заявил весной 1942 г., что рад тому, что дипломатическими методами «удалось сдерживать Советы до окончательного вступления в войну и постоянно находить взаимопонимание с ними в отношении наших интересов»
[7, c. 150]. Трудно дать более уничижительную, но верную оценку сталинской пещерной «дипломатии».Три упущенных шанса Сталина
В 2000 г. увидел свет труд М. И. Мельтюхова «Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу: 1939–1941». О каком упущенном шансе говорит автор?
Имелось в виду, что если бы в июне 1941 г. Сталин не проиграл Гитлеру гонку за нанесение упреждающего удара, т. е. если бы запланированный на 12 июня удар состоялся, то история второй мировой войны выглядела совершенно иначе.[197]
Иначе выглядела бы и история нашей страны, так как благодаря упреждающему удару боевые действия с самого начала переносились на территорию противника и ограничивались рамками традиционной войны «армия против армии», а не «армия против народа», как это произошло в действительности.События, по мнению М. Мельтюхова, основанному на документах советского стратегического планирования, могли развиваться следующим образом. Наступление начинается массированными авиаударами по аэродромам противника и скоплению его войск от границы на глубину до 350 км. При численном превосходстве по самолетам советских ВВС над Люфтваффе в полосе наступления в 4,4 раза (6,2 и 1,4 тысячи, соответственно) этот удар должен был оказаться опустошающим. Сделанная Й. Геббельсом 14 июня 1941 г. запись в дневнике также указывает на эту опасность: «Восточная Пруссия так насыщена войсками, что русские своими превентивными авиационными налетами могли бы причинить нам тяжелейший урон» [7, c. 276].
Вслед за этим выступают войска всех пяти фронтов: Северный вторгается в Финляндию; Северо-Западный из Литвы наступает на северную Польшу и Восточную Пруссию; ему оказывает поддержку правое крыло центрального Западного фронта, тогда как левое крыло фронта совместно с Юго-Западным фронтом наносит главный удар через Галицию и Карпаты на Люблин, Краков и далее на Братиславу; войска Южного фронта оккупируют Румынию. 7 апреля 1941 г. начальник генштаба сухопутных войск генерал Ф. Гальдер с тревогой записывает в своем дневнике, что группировка советских войск на границе с Германией «вполне допускает быстрый переход в наступление, которое было бы для нас крайне нежелательным» [цит. по: 34, c. 181].
Успех советского наступления, по мнению Мельтюхова, гарантировался превосходством РККА над Вермахтом в личном составе в 2,1 раза, в орудиях и минометах в 2,4 раза, в танках в 8,7 раза. При этом боевые потери советских войск в живой силе и технике легко восполнялись за счет армий второго эшелона. Напротив, силы Вермахта были разбросаны по всей Европе – от Югославии до Норвегии и атлантического побережья Франции, где имели собственные задачи и откуда не могли быть быстро переброшены в зону боевых действий. «Германия просто не располагала силами, способными отразить внезапный удар Красной Армии, – пишет Мельтюхов. – Это признавал после войны начальник штаба верховного командования Вермахта фельдмаршал В. Кейтель. По его мнению, советское нападение на Германию в 1941 г. могло «поставить нас в стратегическом и экономическом отношениях в исключительно критическое положение […] В первые же недели нападение со стороны России поставило бы Германию в крайне невыгодные условия» [16, с. 505].
«Конечно, – заключает Мельтюхов, – не следует рассматривать боевые действия советских войск в случае нанесения внезапного удара по Германии как «прогулку до Берлина». Безусловно, это была бы тяжелая кровопролитная борьба с серьезным противником». Но «наименее благоприятным результатом наступления советских войск могла стать стабилизация фронта по рекам Нарев и Висла, – т. е. примерно там, где советско-германский фронт стабилизировался в конце 1944 г. […] Красная Армия могла быть в Берлине не позднее 1942 г.»[198]
[16, c. 506].