После ленинского окрика Чичерину не оставалось ничего другого, как вести дело к закрытию «генуэзской лавочки». В итоге возможность общей нормализации отношений с ведущими державами мира, которая обещала выгоды широкого экономического сотрудничества и, на этой основе, социальный мир внутри государства и военную безопасность, оказалась упущенной. Следствием этого могли быть только либо черепаший темп экономического строительства в СССР на отечественные «пятаки», неприемлемый по внутри – и внешнеполитическим соображениям, либо, при попытке ускорить его, рецидив политики «военного коммунизма» с продразверсткой, милитаризацией труда и всеми сопутствовавшими им экономическими и политическими «прелестями». Tertium non datur![212]
На весах Истории никакие разумные уступки и компромиссы не могли перевесить выгод спасения страны от скатывания в эту пропасть. Да ничего сверхъестественного от советской России, как мы видели, и не требовали. К тому же этот результат был достигнут практически еще до начала предметных переговоров, и все указывало Чичерину на то, что можно было ожидать дальнейших уступок.Посмотрим, к примеру, на соглашение, выработанное в ходе возобновленных в 1927 г. переговоров с наиболее жестким из всех партнеров – Парижем. Оно предусматривало окончательное закрытие проблемы русского долга Франции путем ежегодных выплат Советским Союзом по 60 млн. золотых франков (22 млн. рублей) в течение 61 года, что давало итоговую цифру 3,7 млрд. франков (1,5 млрд. рублей). Фактически же, по признанию самих советских экспертов, только номинальная стоимость и только «мирной» части российского долга Франции, не считая процентов по уже просроченным с октября 17 года платежам по нему, составляла 9 млрд. франков, т. е. 3,7 млрд. рублей. Процентов за следующий 61 год, от уплаты которых СССР освобождался,
должно было бы набежать еще в несколько раз больше. Французская сторона согласилась также предоставить новый кредит в размере 240 млн. золотых рублей.Главный же советский интерес заключался в том, что благодаря решению проблемы неплатежа Парижский клуб банков Европы открывал кредит для европейской промышленности, готовой работать в СССР путем прямых и портфельных капиталовложений в его народное хозяйство, а также кредит самому СССР.
Подписание соглашения было сорвано в последний момент в результате обострения политических отношений,[213]
однако его подготовка доказывала возможность урегулирования проблемы долгов в весьма щадящем режиме. В начале 30-х годов Москва и Вашингтон также близко подошли к решению этой проблемы, и тоже со значительным дисконтом, но реализации его, как и в случае с Францией, помешали привходящие обстоятельства.Проблема, созданная национализацией иностранной собственности на территории самой России, также имела вполне устраивавшее всех решение, заключавшееся в передаче в концессию (в данном случае имеющей вид долгосрочной аренды) предприятий их бывшим владельцам. По существу, это была скрытая реституция, но не сплошная, а договорно-выборочная. Целый ряд таких соглашений был действительно заключен (с английской «Лена Голдфилдс», дававшей четверть всего добывавшегося в СССР золота; шведской «СКФ» – создавшей шарикоподшипниковое производство в России и возродившей его в СССР (московские Государственные шарикоподшипниковые заводы); шведской же «AGEA», предприятие которой по выпуску силовых агрегатов стало прародителем нынешнего концерна «Ярославские моторы»; датским «Большим Северным Телеграфным Обществом», установившим через территорию России телеграфную связь между Европой и странами Дальнего Востока, и др.)
Как видим, ничего невозможного в достижении принципиальной договоренности со странами – инвесторами не было. Такая договоренность могла до неузнаваемости изменить политическое и социально – экономическое будущее СССР. Выбор этого пути с неизбежностью вел к возобновлению долгосрочного военно-политического союза с Великобританией, Францией и стоявшими за ними США, прошедшего испытание Великой войной даже несмотря на предательство его большевиками. (У нас как – то забывается, что от «похабного», по ленинскому определению, Брестского мира, сиречь условий