Рапалло – великий перелом – пакт – война: СССР на пути в стратегический тупик. Дипломатические хроники и размышления

В паре с утверждением о неизбежности войны идет утверждение о безальтернативности проводившегося сталинским руководством политического и экономического курса внутри страны, прежде всего, в вопросе о т. н. «первоначальном социалистическом накоплении», т. е. об ограблении населения во имя индустриализации. Аргументация известна: иных источников финансирования промышленного рывка не существовало, а без создания современной промышленности, в том числе военной, рассчитывать на победу в неизбежной в скором будущем войне не приходилось. Ссылкой на необходимость подготовиться к грядущим испытаниям объясняется, – а по существу оправдывается, – невероятная, невиданная жестокость, с которой решалась эта задача. При этом делается все, чтобы замолчать тот факт, что именно этот курс породил, в качестве ответной реакции, народный отказ защищать режим, что и привело к военной катастрофе 1941 года. Однако никакой Книги Судеб с апокалипсическим сценарием для России, предначертанным самим Провидением, не существовало, и его подлинные авторы хорошо известны.

Кто в тылу?

Если хорошенько подумать, то нет ничего удивительного в том, что внешнеполитические расчеты Сталина строились в определяющей мере с учетом состояния внутрисоюзного тыла его режима. А это состояние характеризовалось жесточайшей конфронтацией между обществом и властью, которая (конфронтация) сотрясала страну в течение всего периода «развернутого построения социализма в СССР», начиная с «коллективизации» и до начала войны. Каждая из страт советского общества могла иметь свои собственные причины не любить режим партийной диктатуры, но самый массовый и глубокий протест порождали его репрессивно – конфискационные методы «первоначального социалистического накопления»: т. н. «коллективизация», т. е. конфискация материализованного прошлого труда крестьян и присвоение их будущего труда в колхозах за пустые «трудодни»; нищенские зарплаты на заводах и фабриках, не говоря уже о рабском труде узников ГУЛАГа. В результате тыл режима лишь на 10 процентов состоял из его сторонников и бенефициаров, а на 90 процентов – из (в неизвестной нам пропорции) активных противников, скрытых недоброжелателей и безразличных к его судьбе обывателей. Такой непрочный взрывоопасный тыл обесценивал советское превосходство в количестве и, во многих случаях, качестве вооружений над Вермахтом. Поэтому посторонний, на первый взгляд, для избранной нами темы вопрос о путях народнохозяйственного строительства в СССР становится центральным. Конкретно, вопрос формулируется так: возможно ли было обеспечить ускоренное промышленное развитие, не отказываясь от умеренно щадящей политики НЭП’a и не ссорясь с народом?

НЭП или «коллективизация»?

Существует мнение, что как раз в долгосрочной перспективе НЭП оказался тупиковой ветвью стратегии хозяйственного строительства в СССР. Убыточная госпромышленность и мелкотоварные крестьянские хозяйства были неспособны генерировать капитал, достаточный для осуществления ускоренной индустриализации. Следовательно, делается вывод, работающей альтернативы курсу Сталина на «коллективизацию» просто не существовало; возможны были только какие – то более или менее вегетарианские вариации его.

Ленин, предложивший НЭП как стратегию «всерьез и надолго», думал иначе. Разумеется, он не хуже носителей выше приведенного мнения понимал, что еще в течение десятилетий на собираемые с крестьян пятикопеечные подати и скромные доходы от незначительного хлебного экспорта (с 10 млн. пудов в 1913 г. упал до 2 млн. в конце 20-х гг.) билет в индустриальное будущее не купишь. Для этого требовался куда более солидный капитал.[205] Только дело в том, что он и его критики говорили о разных НЭПах. Последние – о его кастрированном варианте в изложении советской исторической наукой, сводившей его суть к свободе внутренней торговли хлебом.

НЭП Ленина был иным. В своей самой «крестьянской» статье – «О кооперации», он без обиняков признал, что «практическая цель (выделено нами. – Авт.) нашей новой экономической политики состояла в получении концессий». «Без концессий, – говорилось в другом месте, – мы своей программы и электрификации страны выполнить не можем».[206] Ленин, сам стоявший во главе правительства эпохи «военного коммунизма» 1918–1920 гг., решительно отказывался от этой политики в пользу курса на промышленное развитие с опорой на иностранный капитал, за счет которого предполагалось покрыть внутренний дефицит средств на развитие и, таким образом, уйти от всякой чрезвычайщины – экономической и неизбежно идущими за ней следом политической и полицейской.