Идея хозяйственного строительства за счет иностранных ресурсов была отнюдь не случайной. Многие большевики и, прежде всего, сам Ленин находились под глубоким впечатлением от блестящих итогов первой российской индустриализации 1880–1913 гг., локомотивом которой выступили экономики Европы и США. «Вся мощь миллиардных капиталов буржуазии всех стран тянет за собой Россию» – писал Ленин в работе «Развитие капитализма в России». К 1913 г. доля иностранных инвестиций в общем накопленном промышленном капитале страны приблизилась к половине и имела тенденцию к дальнейшему росту, т. к. в текущих капиталовложениях даже превысила ее. В банковском деле она была еще выше; создание общенациональной сети железных дорог (71 тысяча км к 1913 г.)[207]
стала возможным исключительно благодаря финансовой (70 процентов от затраченных средств) и технической (рельсы, локомотивы, станционное оборудование и т. д.) помощи заграницы.За годы первой индустриализации Россия, ввозившая в начале ее из Германии обыкновенные мешки (
Пример был настолько убедительным, что о своем желании воспользоваться этим проверенным рецептом решения экономических проблем страны правительство Ленина заявило уже через две недели после прихода к власти. Сложность, однако, заключалась в том, что в горячечной атмосфере первых послереволюционных месяцев большевики, ожидавшие мировую революцию со дня на день, сделали очень серьезный
Конференция открылась 10 апреля 1922 г. в итальянской Генуе. В ней участвовали 29 государств и 5 британских доминионов – все наиглавнейшие в тогдашнем мире страны (кроме США). Хотя в повестке конференции значились большие вопросы послевоенного восстановления мировой экономики, «русский вопрос» был все же центральным.
Здесь нет возможности входить в детали работы конференции, поэтому изложим наше видение истории вопроса тезисами:
1. Советское правительство было реально заинтересовано в созыве конференции, поскольку иной международной трибуны, чтобы обратиться за срочной экономической помощью для восстановления разрушенного хозяйства страны, у него не было. С другой стороны, правительство понимало, что на конференции его делегация столкнется с консолидированной позицией обманутых кредиторов России, у которых для нее просто не может быть иных предложений, кроме как для начала вернуть все долги. Поэтому тактикой делегации, насколько можно судить по телеграфной переписке ее фактической главы Г. В. Чичерина с Лениным, должно было стать создание видимости заинтересованности в успехе конференции, а затем ее срыв путем обструкции. После этого, полагали в Москве, кредиторы наперегонки бросятся заключать с ней сепаратные соглашения, чтобы хоть что-то вернуть себе.
Под эти расчеты Ленин подвел теоретическое обоснование: во-первых, Европа не может обойтись без русского хлеба, а потому никуда не денется, и ей придется нормализовать экономические отношения с советской Россией; а, во-вторых, в силу плохой экономической конъюнктуры в Европе Россия остается едва ли не единственным местом вложения свободного капитала. «Буржуазным странам надо торговать с Россией: они знают, что без тех или иных форм экономических взаимоотношений развал у них будет идти дальше, как он шел до сих пор…», – уверял Ленин своих слушателей и себя накануне конференции.