Рапалло – великий перелом – пакт – война: СССР на пути в стратегический тупик. Дипломатические хроники и размышления

С другой стороны, наметившееся к концу января улучшение положения на Карельском фронте теперь позволяло пойти на компромисс с Хельсинки, «не теряя лица». И хотя еще 25 января германскому послу было заявлено, что «больше мы не можем мириться с таким положением, как соседство ярко враждебного правительства Финляндии», и о безальтернативном характере договора с «териокским правительством» [14, с. 52], в действительности неофициальный контакт с представителем законных финских властей был уже установлен. А немцев просто не хотели пускать в Финляндию, даже как посредников.

Еще в конце декабря 1939 г. с инициативой возобновления мирных переговоров вновь выступило правительство Швеции, на сей раз сугубо неофициально предложив эту идею советскому полпреду в Стокгольме А. М. Коллонтай. Из Москвы ответили согласием, и 10 января в Стокгольме по инициативе известной финской общественной деятельницы Хелли М. Вуолийоки состоялась ее встреча в качестве неофициального представителя правительства Финляндии с полпредом СССР. Столь необычный выбор Хельсинки объяснялся тем, что обе дамы являлись хорошими знакомыми и даже были дружны. Сама же Александра Михайловна, связанная с Финляндией жизненными узами, представлялась ее правительству идеальной кандидатурой на роль посредника в трудных переговорах с Кремлем. С правящей Скандинавией полпреда также сближало совместное участие в дореволюционном европейском социал – демократическом движении. Взятое вместе, это, плюс огромный дипломатический опыт, позволили Александре Михайловне сыграть замечательную роль в проведении сложнейшей операции по поиску путей к установлению мира.[103] В ходе их первой встречи Вуолийоки сообщила советскому полпреду о готовности финляндской стороны пойти на уступки СССР ради окончания войны, о чем последняя сразу информировала НКИД [64, ф. 059, оп. 1, п. 331, д. 2276, л. 33].

21 января для продолжения контактов с посланницей Хельсинки из Москвы прибыли сотрудники НКВД Б. А. Ярцев (Рыбкин) и А. Г. Грауэр. Согласно полученным инструкциям Вуолийоки подтвердила, что правительство и Сейм Финляндии готовы принять за основу мирного соглашения условия договора СССР с «правительством Куусинена».

Основываясь на этой информации, 28 января Молотов направил Коллонтай для передачи шведам и дальше – финнам следующее сообщение: «Вообще говоря, принципиально мы не исключаем возможность компромисса с правительством Рюти – Таннера. Что касается фактического решения вопроса, необходимо знать меру уступок правительства Рюти, без чего не стоит и разговаривать о компромиссе». Правительство Финляндии предупреждалось, что теперь советские требования пойдут дальше тех, что выдвигались на переговорах в Москве [64, ф. 059, оп. 1, п. 332, д. 2278, л. 26–27]. Благодаря этому шагу были ослаблены позиции наиболее воинственного крыла финляндского руководства, которое видело в продолжении войны и англо-французском десанте единственное спасение, справедливо указывая при этом на категорический отказ Москвы от каких-либо переговоров. Одновременно получили дополнительный стимул миротворческие усилия Швеции и Норвегии.

2 февраля был получен ответ Хельсинки. В нем предлагалось возобновление переговоров. Их исходной точкой должен был стать результат, достигнутый в Москве осенью 1939 г. Допускалась возможность уступки определенных территорий на Карельском перешейке на условии обмена. Однако ответ на самый сложный вопрос – о советской базе на полуострове Ханко – обходился молчанием. В качестве альтернативы было предложено гарантировать безопасность Ленинграда с моря путем нейтрализации Финского залива при помощи международной конвенции. В последних числах января эту идею в личном письме на имя Молотова выдвинул министр иностранных дел Норвегии Хальвдан Кут. Суть ее он сформулировал так: «Три страны – Советский Союз, Финляндия и Эстония – заключают пакт о закрытии Финского залива для иностранных судов и устанавливают военную взаимопомощь по обороне залива» [64, ф. 059, оп. 1, п. 331, д. 2276, л. 61 а – 61 в].

3 февраля специально прибывший в Стокгольм В. Таннер сообщил А. М. Коллонтай, что предложения не следует считать окончательными и что за ними последует «новое дополнительное предложение». 4 февраля Молотов кратко ответил: «Это не база для переговоров, предложение Кута также считаем неприемлемым» [64, ф. 059, оп. 1, п. 331, д. 2276, л. 61 д; п. 332, д. 2278, л. 39–40].[104] Во время встречи с Коллонтай 6 февраля Таннер сделал обещанное предложение: вместо Ханко Советскому Союзу предлагался остров, расположенный в районе Ханко, в обмен на часть советской территории. В тот же день Молотов ответил, что это предложение «нас не устраивает и тем самым, к сожалению, не является базой для переговоров» [64, ф. 059, оп. 1 п. 332, д. 2278, л. 45]. Узнав 7 февраля о содержании советского ответа, Таннер, по свидетельству А. М. Коллонтай, «был удручен» и просил передать, что новых предложений сделать не может, но ждет, что Москва сообщит свои предложения [64, ф. 059, оп. 1, п. 331, д. 2276, л. 63 в].