Раскаяние Бабника (ЛП)

— Да, — я держал коробочку в ладони. — Но я немного боюсь, что ты скажешь, что это ужасная идея, что ты знаешь меня всего три месяца, и мы торопим события. Поэтому я решил назвать тебе все причины, почему тебе не стоит соглашаться.

Она нахмурилась.

— Когда я напиваюсь, то пою Энрике Иглесиаса. Это не очень симпатично. Но клянусь, я правда хочу быть твоим героем каждый день моей жизни. — Она смахнула слезу. — Я терпеть не могу газировку, каждый раз, когда ты покупаешь «Маунтин Дью», клянусь, в моем теле сдается и умирает одна здоровая клетка. — Остин спрятала лицо в ладонях и захихикала. — До тебя я даже не подозревал о существовании «МунПайз», но теперь, каждый раз глядя на луну, я думаю лишь о тебе. Ужасная идея, потому что я так сильно одержим тобой, что все вокруг напоминает о тебе. — Это не настоящая причина, но я должен был ее назвать. — Мы знаем друг друга три месяца, три полных месяца, но часть этого времени мы провели врозь, и это были худшие четыре недели в моей жизни. Думаю, я умру, если придется снова такое пережить, — я вздохнул и поцеловал ее руку. — Я работаю. Много. Люблю поспорить. Ненавижу беспорядок. И застрял в своем холостяцком образе жизни. — Она кивнула. — Я не умею ездить на велосипеде. — Кто-то ахнул. — И да, я действительно ненавижу мороженое.

Еще вздох. Люди, серьезно?

— Если захочешь завести питомца, то лучше установить на мой телефон напоминания, иначе животное, скорее всего, сдохнет, так как я буду забывать его кормить.

— Это правда, — прошептала она.

— Но самое главное. Я разбил тебе сердце. Заставил поверить, что не люблю тебя, хотя на самом деле совершенно наоборот. Сердце разрывалось без тебя, и я представить не могу жизнь, в которой не смогу держать эту руку и гадать, будет ли рука нашего сына или дочери точно такой же. — Из ее глаз потоком потекли слезы. — Я надеюсь, что моя любовь к тебе превзойдет все причины для отказа, и когда ты скажешь «да», ты будешь уверена в ответе и не станешь потом анализировать все «нет», потому что я уже сделал это за тебя.

— Да.

— Я не закончил.

— Ты закончил, — она заставила меня подняться и страстно поцеловала. Раздались аплодисменты, а я даже не показал еще кольцо. — Я люблю тебя, Тэтч Холлоуэй.

— Я тоже тебя люблю, Остин Роджерс, — я проглотил ком в горле, когда нам в лицо ткнули бокалами: мне с шампанским, а Остин с водой.

— Кольцо, — Эвери сделала большой глоток из своего бокала. — Покажи ей кольцо. — Она вздохнула. — Оно прекрасно.

Я протянул правую руку и раскрыл коробочку, показывая простое колечко из белого золота с бриллиантом в два карата, обрамленным сапфирами.

У Остин чуть глаза из орбит не вылезли.

— Это... — она прикрыла рот ладонями, тогда я взял ее левую руку и надел кольцо.

— Идеально подходит, — прошептал я.

Она кивнула и крепко обняла меня.

— Когда ты все это спланировал?

— Когда ты рыдала в своей спальне из-за придурка-отца, я решил, что лучше начать нашу совместную жизнь сейчас правильно. Я люблю тебя. Ты любишь меня. Нет никаких причин против. К тому же, это отличный способ досадить твоему отцу, не опускаясь до его уровня, а противопоставляя его грязи... нашу любовь.

— Знаешь, ты просто шикарный мужчина, — Остин рассмеялась.

Я вскинул бровь.

— Тебе действительно лучше выйти за меня замуж, чтобы у нас получились умные дети, и они смогли позаботиться о нас в старости.

— Потому что именно поэтому ты и женишься, — отозвался Лукас.

Я ткнул его локтем в бок.

Я знал, что лишь вопрос времени, когда и Лукас задаст свой вопрос, потому что я украл его время для покупки колец, попросив найти что-нибудь для Остин.

Но чем меньше Эвери знает, тем лучше спит.

— Это прекрасно, — вздохнула Остин. — Все это.

И это правда.

Глава 42

ТЭТЧ

Я был слишком возбужден, чтобы спать.

В восемь утра Остин все еще спала, а я встал и попытался сделать кофе, не уронив чашки и не вписавшись в стены. Я еле стоял на ногах и был так рад, что взял выходной.

Зевнув, уже хотел заварить кофе, когда раздался сильный стук в дверь.

Я знал этот стук.

Так же, как и того, кто стоял по ту сторону.

И внезапно напряжение вернулось. Я хмуро направился к двери и открыл ее, ожидая увидеть обычную картину: отца с красными глазами, неуверенно державшегося на ногах, пахнущего виски и кричащего о том, как я и моя мать испортили ему жизнь.

Вместо этого я обнаружил своего папу. Абсолютно трезвым. Серьезным.

Вымытым. Одетым.

Он выглядел как тот папа, которого я помнил. Его руки дрожали, когда он протянул газету и ткнул в нее.

— Ты это сделал?

Дерьмо.

— Да, — я сглотнул, но тут же прогнал чувство вины. — Это было необходимо.

— Конец, — произнес он через несколько минут. — Теперь я чувствую, что мы пришли к завершению. Я так думаю, — его глаза увлажнились. — Я очень долго злился. Я настаивал на разводе и разделе имущества, думая, что это заставит ее понять, как сильно она во мне нуждается, в нас. Потом я подумал, если защищу ее, она вернется, увидит, что я не выдал ее, что я лучше, и что он просто ее использовал, — он закашлялся от рыданий, а потом покачал головой. — Это неважно. Уже все сделано.