Раскаяние

Анучин хорошо знал характер Вержицкого. Проектировщики, окончив заседать, еще собирали чертежи и докладные записки, а сам Анучин, выскочив в приемную, громко, чтоб все слышали, оправдывался перед Вержицким.

— Думали управиться в полчаса, — говорил он, беря под руку Вержицкого. — А дело оказалось сложное, пришлось пораскинуть мозгами.

В кабинете, синем от табачного дыма, Анучин спросил:

— Вы, конечно, догадываетесь, Степан Павлович, я насчет вчерашнего. Как теперь будем?

— А никак не будем, — с вызовом ответил Вержицкий. — Неужели вы полагаете, что это вчерашнее пустозвонство могло на меня подействовать? Все останется по-старому — я буду работать, Колотов — орать, остальные — молчать или поддакивать начальству.

Анучин пропустил мимо ушей эту шпильку. Он уселся в кресло, забарабанил пальцами по столу. Его крупное, в оспинах, лицо было невесело.

— Не может так больше продолжаться, — сказал он, не поднимая глаз. — Больше оттягивать проектирование нельзя. Если через два года не пустим обогатительную фабрику, заводы комбината сбросят выдачу продукции, будут работать с недогрузкой. Вы это знаете не хуже меня, Степан Павлович. Не скажу о форме, а в главном Колотов прав.

Вержицкий даже побледнел от возмущения и горечи. Анучин еще ниже опустил голову, рылся в бумагах, он не хотел показывать Вержицкому, что видит его состояние.

— Вот как — значит, Колотов прав, — сказал Вержицкий. — И это я слышу от вас, специалиста-обогатителя, человека, спроектировавшего и пустившего три фабрики на своем веку. Ну что же, раз вы это говорите! тогда я молчу, слова уже не помогут.

Анучин вздохнул. Он встал с кресла и прошелся по кабинету. Вержицкий враждебно и негодующе следил за ним. Анучин, остановившись, положил Вержицкому руку на плечо.

— Вы правы, конечно, правы, — сказал он мягко. — Проблема обогащения наших руд крайне сложна, всесторонние исследования здесь особенно необходимы. Но и Колотов прав: не можем мы больше ждать. Тут противоречие — точные данные требуют времени, а времени нет. И как выйти из этого противоречия, я сам не знаю, а выходить нужно. И если кто можете найти выход, так только вы. Для того и пригласил вас — подумать вместе, как распутать этот узел.

Но Вержицкому почудилось, что Анучин неискренен. Он вспомнил, что руководитель проектантов славится дипломатическим талантом. Похоже, и на этот раз Анучин дипломатничал — лил на раны Вержицкого бальзам, чтоб заставить его склониться перед Колотовым. Вержицкий уже не думал о своих планах ускорения работ, он видел только несправедливость! Колотова, ни о чем не мог говорить, кроме как о своей ненависти к нему.

— Квадратуру круга решать не научился, — непримиримо ответил Вержицкий. — И другим не советую лезть в это дело — задача неразрешимая.? Хотите знать мое мнение? Пусть обогатительная фабрика вступит в строй на год позднее, но нельзя проектировать ее на неверной базе. И еще скажу: Колотов создает такую атмосферу травли и недоверия, в которой вообще невозможно работать.

И, распаляясь, Вержицкий выложил Анучину все, что думал о нем и Колотове. Нет, это не форма, это существо Колотова — грубый окрик, разносы, издевательство. Люди бледнеют, когда диспетчер звонит: «Вас к Колотову».

К следователю не идут с таким страхом, как в его кабинет. Истина выясняется в споре, в рассмотрении несогласий, а Колотов считает, что не соглашаться с ним — значит совершать преступление. Как это можно терпеть? Как с этим примириться?

А окружение Колотова, знающие, заслуженные люди, такие, как Анучин, мирятся со всеми безобразиями. Вот это всего больнее задевает его, Вержицкого, — люди, которые дружным своим отпором могли бы сметнуть Колотова к чертовой матери, подлаживаются под него!

— Что же вы молчите, Николай Парфенович? — с гневом крикнул! Вержицкий Анучину. — Разве все, что я сказал о Колотове и о вас о всех, неправда?

Анучин ответил не сразу.

— Пожалуй, правда, — произнес он спокойно. — Недостатки Колотова вы отметили правильно. И мы не всегда даем ему сдачи, это тоже верно. Но это часть правды о Колотове, далеко не вся правда. Я, впрочем, сейчас не собираюсь оценивать его характер. Ваше вчерашнее выступление на техсовете привело к естественным последствиям. Утром я получил для визирования вот эту бумажку.

Анучин протянул Вержицкому телеграмму. Это была докладная записка Колотова начальнику главка. Главный инженер сообщал, что исследование руд чрезмерно затягивается. Если не принять чрезвычайных мер, проектирование и строительство обогатительной фабрики сорвется, комбинат не сумеет выдавать запланированное на ближайшие годы количество продукции. Колотов просил прислать в помощь их исследователям грамотного инженера с опытом научной работы. Этот новый человек возглавит лабораторию, придаст ее работе необходимый размах, обеспечит более быстрые темпы.

— Вы завизируете эту телеграмму? — спросил Вержицкий потрясенный.

— Вы не даете мне другого выхода, — хмуро ответил Анучин.

3