Раскаяние

Новый заведующий лабораторией прилетел на самолете начальника комбината — Колотов торопился. Они появились вместе, машина Колотова примчалась прямо в лабораторию. Воскресенский прошептал: «Начальство, Степан Павлович!» Вержицкий заносил в журнал результаты подсчетов, он поднял голову не раньше, чем считал нужным. Он знал, что и этого слишком много для Колотова, он слышал грозное дыхание главного инженера — Вержицкий не торопился. Рядом с Колотовым стоял молодой человек в велюровом пальто, он приветливо снял шляпу, с уважением протянул руку.

— Принимайте дела у Вержицкого, — не поздоровавшись с исследователями, сказал Колотов молодому человеку. — И особенно не доверяйте, работники наши — мастера по части тумана. Вечером доложите — первое впечатление и так далее.

Он пошел к выходу, в дверях обернулся, встретил ожесточенный взгляд Вержицкого и ответил тем же. Машина его громко загудела, срываясь с места. Новый начальник пожимал руки всем сотрудникам, ласково улыбался. Он сам представился — Григорий Семенович Селезнев, кандидат наук, много работал в области химических методов обогащения руд. Всем своим видом он показывал, что осуждает грубое поведение Колотова, надеется на хорошие отношения со своими сотрудниками, будет добиваться этих отношений.

— Ваша последняя статья, Степан Павлович, произвела у нас большое впечатление, — сказал он сердечно. — Считаю, что мне повезло — работать и содружестве с таким знающим инженером, как вы.

Он тут же разъяснил, какой смысл вкладывает в это понятие — «содружество». Конечно, и он внесет кое-что в их общий труд — новые методы, испытанные в столичных лабораториях, новый подход к некоторым процессам. Но все хорошее, чего они уже добились, будет обязательно сохранено. Он знает, конечно, о печальных недоразумениях между лабораторией и начальством. Правильные доводы, видимо, имеются у обеих сторон, но их заслоняют досадные преувеличения. Он хочет заверить всех в своем беспристрастии, лично у него имеется один руководитель — интересы науки, интересы строительства комбината.

Все это он выговорил, сидя на стуле, улыбаясь. Воскресенский облегченно кивал головой. Даже Вержицкий сознался себе, что новый начальник деликатен, а программа его — что ж, умна, ничего не возразишь, именно то, что требуется в нынешних трудных условиях. Вержицкий сказал насколько мог приветливо:

— Спасибо на добром слове, Григорий Семенович. Сейчас нас больше принято ругать. Не хотите ли осмотреть работающие установки?

Они переходили из комнаты в комнату, останавливались у дробилок и мельниц, у флотационных машин, у классификаторов и дозаторов, у аналитических стендов и печей. Целой маленькой фабрикой, действующей, выдающей ценную продукцию фабрикой была эта лаборатория — плод многолетних трудов, поисков и дум Вержицкого. И продвигаясь вдоль всей длинной технологической линии обогащения руды, он с болью ощутил, что все это творение его ума и рук сейчас отрывают от него, творца. Он будет теперь вторым человеком на опытной установке — так, вероятно, сформулируют приказ; чужим он человеком станет — это, пожалуй, вернее.

— Что с вами, Степан Павлович? — удивленно спросил Селезнев: побледневший Вержицкий прислонился к защитной решетке мотора, смотрел пустыми глазами на грохочущий барабан мельницы.

— Пустяки, что-то голова заболела, — ответил Вержицкий, принужденно улыбаясь. — В последние дни расклеился. Десять лет на Севере — начинает сказываться.

Дальше дело пошло лучше — Вержицкий показывал и объяснял, Селезнев слушал и расспрашивал. И с невольным горьким удовлетворением Вержицкий постепенно открывал, что его преемник знал дело, за которое брался. Он хорошо представлял себе особенности местных руд, обнаружил знакомство не только с печатными трудами Вержицкого, но и с его неизданными отчетами. Замечания его были дельны, он далеко не со всем соглашался, предлагал иные решения — спорить с ним было трудно. Вержицкий все больше чувствовал — человек этот не случайно приехал на Север, он уже много раздумывал над их рудами. И кандидатскую свою степень он заработал головой, а не связями, это было несомненно. У Вержицкого вызвала удивление хорошая осведомленность Селезнева.

— Все это очень просто, — заверил его Селезнев. — Ваше уникальное месторождение давно меня интересует. Поэтому я согласился сразу ехать, хоть и там у меня были интересные работы.

А вечером, покончив с предварительным рассмотрением главных проблем, Селезнев снова вернулся к тому, с чего начал, и на этот раз говорил еще душевнее и искреннее:

— Я знаю, вам неприятно мое назначение, вы не можете не рассматривать его как недоверие к вам. И я не хочу обещать, что всегда буду поступать точно как вы, — методика у меня во многом иная. Но без вас не мыслю работы, нас связывает взаимное уважение и наука — думаю, это хорошая база. Я уверен, что мы подружимся.