Раскаты

Но «мужи», попыхивая самокрутками и поглядывая на чертежи, все еще старательно думали. Дорого бы дал Петр Демьянов за возможность подсмотреть, что творится в подобные моменты в головах этих взрослых, умных и тут же ребячье-наивных людей! Насколько успел заметить молодой агроном, в каждой деревне есть особая группа мужиков, как бы чуточку приподнятых над остальными. Любая общая забота не стронется с места без их решающего обычно мнения. И понять, в чем тут секрет, не так-то просто. Работают они не спеша — правда, оказывается в венце, что сделали они все же побольше и получше других. Да и все у них по-людски просто и свято: могут они и матернуться в пару затейливых коленец, не дураки они и выпить, чересчасный такой пенсионер может вдруг, ни с того, ни с сего, до взвизга шлепнуть молодайку по мягкому месту. Или, глянешь, углубились двое седых в шахматы прямо по-гроссмейстерски, а короли у самих давно побиты, всего слон с ладьей гоняются по доске за двумя конями… Нет, работать с такими людьми просто милое удовольствие!

Сын тракториста и внук пчеловода-пасечника, с малых лет знавший засурскую нелегкую землю босыми ступнями, Петр Демьянов жизнь свою знал твердо: работать ему на ней до тех пор, пока ноги ходят, пока руки шевелятся да глаза видят. Несмотря на молодые годы, он успел повидать немало — в армии послужил, потом по свету болтался, ища бог знает чего, но притянуло обратно Засурье, вернулся и поступил в сельхозинститут — и сердцем уловил одну немудреную мудрость: земля землей, живность живностью, а жизнь человеческую делают люди. И делают главным образом люди веселые и душевные, а не нытики и злыдни. Поэтому Петр и сам никогда не скупился на улыбку и тянулся невольно к людям первой категории. А различить, кто относится к какой, в конце-то концов не так уж и сложно…

Наконец, откашлявшись, первым, как обычно, взял слово бригадир первой полеводческой Дмитрий Спирин:

— А и что ж? Хороший музей будет. Да Фролан — он никогда и не делал плохо. Ставить надо — и весь сказ. Чай, не чужому дядьке, а себе ж на радость, детишкам нашим особливо.

— Только разве… разве только башни те вон зря он поприделал, — вставил вечный критикан всех и вся, а потому по-сельски просто «Борька-брехун», заведующий фермами Борис Петрович Шальников, ткнув культяпкой левой руки в три неравных купола над крышей музея. — Больно уж на церкву смахиват. Надставь кресты на них — и будет точь-в-точь.

— Полно-ка тебе ерунду-то молоть! А то поставь вон коробку, какую долгополянские поставили, и любись ей. Еще клубом называют. Смотреть-то тошно! — бригадир механизаторов Павел Кожухин имел привычку говорить полукриком, словно кругом на свете понаставлены трактора и ему постоянно приходится перекрывать их гул.

Остальные правленцы поддержали его:

— Оно и верно…

— Чего ж — один раз ставить. У соседов, глядишь, глаза с зависти опухнут!

— Ну что ж, будем считать, что решение принято единогласно, — подвел итоги Петр Демьянов. Мнение парторга Костина агроном знал сегодня с утра — не удержался тот, шепнул, что был у него вчера Фролан с чертежами — ох какими! — а Шальников, насколько он предположил, в принципе тоже не против.

Однако тот уперся.

— Не-е, я — воздержавшийся.

— Ладно, — улыбнулся Демьянов. — Так и запишем в протокол. Больше возражений нет? Тогда останется решить один вопрос: сколько же ты заспросишь за труды, Фрол Романыч?

Фрол, до сих пор безучастно сидевший на скамье в уголке, оживился. Но сказал все так же безучастно, как о деле давно решенном:

— Ежели матерьял целиком ваш — и на узорье, и на подкраску краски разной, и щепа на купола, — тогда… Тогда семь тыщ. Деньги, знач, сразу. Ежели подвезете матерьял к Октябрьским праздникам — к маю сдадим музей-то… А что на церкву похожа, Борис, так в церкви-то теперича для нас ить не в божеском суть: смотрим — любуемся. А у нас и краше будет. У церков не окна были — лазейки для свету. Мы же поставим круговые окна трех метров, посчитай, высоты. И внутри, знач, все из дерева распишем. Нонешняя эта будет церква, Борис.

— Так все одно дорого просишь, Романыч! — прицепился уже к другому Шильников. — Пяти тыщ за глаза хватит. И так богачами станете по нонешним ценам на хлеб… Да все одно, «сам»-то столько не даст, что бы мы тут ни постановляли. И пяти-то еще не даст. Макарыча не знаете, что ли?

Фрол Романыч встал, аккуратно скатал чертежи, обернул их газетой, спокойно, по ходу возни со свертком, ответствуя заартачившемуся члену правления:

— Так мы все прикинули с Гришей моим. И с бухгалтером вон, с Максимом. Поспрошайте их, что дешевле обойдется: с кирпича ль привозного, за тридцать верст, аль с дерева подручного? И стоять сработанное нами не меньше простоит, сами знаете… На дубу, знач, смоленом поставим…

— Ладно, ладно, Фрол Романыч! Не ершись, — успокоил его Демьянов. — Решено же: тебе строить, из дерева. А насчет цены, братцы, давайте и вправду подождем председателя, неудобно тут без него. Но наши голоса за тебя будут, это ты знай.