Раскол дома

Брайди поплотнее обернулась шалью. Все еще было холодно, хотя на сирени у стены уже набухли почки. Она перешла на шаг и пошла, тяжело дыша, мимо лавки с инструментами, той, что на углу, и дальше мимо оранжерей, где уже набирали силу молодые растения и овощи. Она думала о только что прочитанной статье. Наглость этих фашистов не укладывается в голове. Как итальянцы смеют вторгаться в другую страну? Но, с другой стороны, Франко, поднявший испанских фашистов против законно избранного правительства, возможно, послал им какое-нибудь напыщенное приглашение присоединиться к нему. Но это ладно, раз Джеймс не считает, что ему самому пора отправиться туда и сразиться с этими дураками. Она сумела не поддаться ощущению безысходности, хотя ей мешало воспоминание о том, как Тим недавно расстроил тетю Грейси и дядю Джека, а потом сбежал в Германию на несколько дней. Это было во время забастовки в Истоне, когда он в клубе перешел все границы с дядей Джеком, и более того, даже не извинился и не пришел повидаться с семьей, с тех пор как вернулся. Потому что он точно вернулся. Дядя Джек проверил, что он вернулся на работу. Навстречу ей вышел, тяжело ступая, Молодой Стэн с мотыгой на плече.

– Доброе утро, Брайди.

Она заулыбалась. Молодой Стэн все тот же, совсем как кедр.

– И тебе доброе утро, Молодой Стэн.

Он прошел через ворота в окруженный стеной сад. Молодой Стэн никогда не причинял боль людям, как это сделал Тим… При этой мысли в горле снова появился комок, и Брайди ощутила невыносимое чувство потери. Ребра заживали, но, закрывая глаза, она снова чувствовала удар его кулака, видела радость в его глазах. Чтобы сократить себе путь, она свернула и пошла понизу через сад, между грядками со спаржей, с каждым годом, кажется, разрастающейся все шире. Здесь росли лиственные деревья, посаженные ее отцом после возвращения с войны.

– Нам нужно окружить Истерли Холл зеленью не только с запада, но и с востока, – объявил тогда он. – Я люблю деревья, тем более что война так много их уничтожила. Молодой Стэн, займитесь этим, пожалуйста.

Пройдя через питомник, Брайди вышла на дорогу, ведущую к пастбищу. Уже на подходе она увидела Джеймса. Кузен старался пролезть через решетку ворот. Господи, что он тут делает? Во рту пересохло, и она бросилась вперед, но споткнулась о колдобину. Примроуз? Терри? Фанни? Мариголд? Но не Скакун. Только не Скакун. Брайди выпрямилась. Щиколотка заныла, но она торопилась изо всех сил.

– Джеймс? – окликнула она кузена.

Он обернулся, вышел на поле и пошел в ее сторону. Он выглядел… Как-то странно.

– Господи, Брайди, где тебя носило?

Его голос показался ей слишком высоким.

– Клайву показалось, что не все в порядке, и после уборки в конюшнях он написал тебе записку и снова вернулся на поле. Мы с твоим отцом работали на нижнем поле, и Клайв прибежал и стал кричать, что беспокоится. Я на новом тракторе поехал на ферму и позвонил оттуда ветеринару, а твой отец пришел сюда. Бертрам сразу же приехал. Это Скакун. Он упал. Просто рухнул, Брайди. Я бы поехал за тобой, но Клайв уже отправил тебе записку, хотя в тот момент он не слишком встревожился.

Голос Джеймса звучал все выше, он бежал ей навстречу.

– Его пытались поднять.

Она рванулась вперед мимо него. Скакун упал? Но он должен встать. Он умрет, если будет лежать. Он должен, должен, должен встать. Джеймс бежал рядом. Когда они перелезли через ворота, Мариголд и Примроуз громко заржали, но Терри и Фанни стояли совершенно неподвижно у изгороди, по правую руку от ворот. Брайди обратилась к ним:

– Оставайтесь здесь обе. Сейчас мы посмотрим, как твой папа, Примроуз. Присмотри за ней, Мариголд.

Брайди увидела спину отца и метнулась к нему. Он стоял на коленях перед своим любимым Скакуном. Бертрам с Клайвом сидели на корточках с другого бока лошади. Она бросилась на колени рядом с отцом.

– Папа, подними его. Мы должны поставить его на ноги. Не сидите так просто, делайте что-нибудь.

Ее голос срывался на визг, и она сама слышала, как ветер разносит ее голос. Отец приложил палец к губам.

– Тихо, Брайди. Не кричи. Пусть он услышит твой спокойный, счастливый голос и с этим уйдет.

Она не сводила глаз со своего прекрасного любимого друга, обожаемого и огромного, такого доброго, такого сильного. А теперь вот он лежит так неподвижно. Она сжала губы, наклонилась вперед и прижалась лицом к его морде. Он же теплый. Лежит на холодной, как камень, земле, но все-таки теплый.

– Давай же, мой любимый. Давай, ты не можешь так. У нас еще столько дел. Нужно работать с Дэвидом, он в коляске. И Том.

Скакун поднял голову и снова уронил на землю. Бертрам произнес:

– Все идет своим чередом, Брайди. Он ждал свою дорогую девочку, а теперь ты должна его отпустить. Он завершил свою работу.

Отец поглаживал своего друга и тихонько мурлыкал себе под нос. Брайди плакала, слыша как будто со стороны звуки, которые она производила. Нос ее потек, слезы капали прямо на Скакуна.

– Брайди, – скомандовал отец, – незачем, чтобы этот шум был последним, что он услышит от тебя.