Говоря попросту, замышлялось (и этот замысел почти не скрывался) разрушение Османской Империи, и создание на ее развалинах империи всеправославной (со столицей в Москве или в Константинополе, что подлежало дальнейшему уточнению). Вероятно, царя Алексея Михайловича отчасти подвигли к этому замыслу поучения Ю. Крижанича, который «советует Руси направить все свои силы на юг, на турок и татар и припоминает старое византийское предание, что турок изгонит из Европы русый народ» [333, с 742]. Возможно, царь не представлял себе ясно (вероятно, отчасти под влиянием оптимистических благопожеланий как заезжих, так и писавших ему греков) трудновыполнимости этой задачи, и считал, что он лично сможет, с Божьей помощью, ввести патр. Никона в храм св. Софии в Константинополе. Реально эта задача оказалась намного труднее; ее постановка гениально пред’учла будущее (тогда, вероятно, еще только предчувствуемое немногими) внутреннее разложение турецкой империи (без которого она осталась бы невыполнимой навсегда), и предвосхитила события почти трех веков, и ее осуществление стало стержнем русской внешней политики вплоть до 1-й мiровой войны включительно. Так, в стихах на рождение царевича Петра Алексеевича в 1672 г. Симеон Полоцкий предсказывал ему – будущему императору Петру I – завоевание Константинополя. «В <16>70-х гг. в репертуаре переводной беллетристики появилась "Повесть об астрологе Мустаеддыне". Ее герой предрек султану погибель от славян ("полунощнаго народа") – и поплатился головою. Во дворце непременно читали эту повесть. <…> По-видимому, перевод повести был выполнен в посольском приказе, причем не исключено, что по прямому монаршему заказу» [40, с. 177, 178]. Перевод, вероятно, с греческого. «Петр с 1695 года, когда в первый раз осаждал Азов, и вплоть до своей кончины не выпускал из вида своего любимаго намерения – завоевать Константинополь, изгнать турок и татар из Европы и на их место возстановить христианскую греческую империю» [113, кн.3, с. 100(2-го счета)]. Известен «греческий проект» имп. Екатерины II и участие в нем Вольтера; например, он писал императрице: «Я прошу у Вашего Императорского Величества дозволения приехать, чтобы припасть к Вашим стопам и провести несколько дней при Вашем дворе, когда он будет находиться в Константинополе, поскольку я глубоко убежден, что именно русским суждено изгнать турок из Европы. <…> Я бы охотно отдал Иерусалим мусульманам. Эти варвары созданы для страны Иезекииля, Илии и Кайяфы. Но я всегда буду горько уязвлен, видя, что афинский театр превращен в кухню, а лицей – в конюшню» цит. по [332, с. 382, 383]. Участие Вольтера и подобных ему западных деятелей в греческом проекте обнаруживает его агрессивно-империалистическую, а вовсе не церковную и не православно-объединительную и даже не христианско-объединительную сердцевину.