Раскол Русской Церкви в середине XVII века

Что же касается внутреннего разложения Османской империи, то если бы не оно, Россия не смогла бы, конечно, неизменно побеждать в многочисленных русско-османских войнах второй половины XVIII – начала ХХ вв. Более того, произошло бы обратное: Османы, победив Россию в одной или нескольких войнах, закрепившись, по победному послевоенному мирному договору, в Азербайджане и на всем мусульманском побережье Черного и Азовского морей, не опасаясь удара во фланг со стороны Польши и принудительно мобилизовав в свою армию христианских юношей храбрых, воинственных и привыкших к войне народов Закавказья, отвоевали бы затем у России, с помощью многочисленного и воинственного мусульманского местного населения, Кубань, Крым, Астрахань, Казань и южный Урал и поставили бы там свои гарнизоны. Это, отрезав от Москвы сибирскую пушную добычу (фактически, до середины XIX в. ее основной финансовый ресурс) и передав эту добычу казанскому и астраханскому ханствам, тем значительно усилив их и их сюзеренов – Османов, ввергло бы сжавшуюся, ослабевшую и окруженную сильными врагами Россию в глубокий финансово-экономический кризис и поставило бы на грань катастрофы само существование независимого русского государства. Такое направление активности было самым очевидно естественным и выгодным для турецкой военной мощи (и было, в сущности, самозащитой от агрессивной и все усиливающейся северной соседки), и попытки (неудачные) его осуществления Турция предпринимала во всех русско-турецких войнах, в том числе 1-й мировой. После Крымской войны, имея против себя русское черноморское побережье без крепостей и военного флота, она была как никогда близка к осуществлению этой задачи, но этому помешала внутренняя слабость – результат общей отсталости, этнических противоречий и всепроникшей коррупции.

«Самой беспокойной областью в русском государстве издавна был Оренбургский край, населенный разнородными племенами башкир, татар, киргиз, тептярей, мещеряков, мордвы, чуваш, черемис и вотяков. Частыми волнениями отличалась там дикая Башкирия, где на свыше трех-миллионное население туземцев приходилось всего лишь 800 тыс. русских. <…> Страна эта, с самых первых дней своего подчинения (в конце XVI столетия) Московскому государству, была постоянно ареной всякого рода вспышек, волнений, <…>, сильных мятежей <…>. Массы населения ея не забывают той эпохи, когда их родичи порабощали русских, и все еще тяготеют к единоверной им Турции, с благоговением взирая на своего халифа <то есть султана>, как священнаго потомка Магомета, “в надежде получения от него помощи для свержения ненавистнаго им иновернаго <то есть христианского, русского> ига”. Настроение такое поддерживалось изстари» [116, с. 471–472]. То же вполне можно сказать и о Казанском и Астраханском ханствах. Бороться с тяготением российских нац. меньшинств к исламу у местных (как и у государственных) властей получалось плохо.

«В шестидесятых годах замечалось сильное брожение в пользу магометанства среди волжско-камских инородцев: крещеных татар, чувашей, вотяков и других; <…> Наша православная церковь лишилась множества своих чад; <…> Инородцы открыто отказались от православия и приняли магометанство. <…> Власти стали стеснять отпавших чувашей в исполнении требований магометанской веры и привлекать виновных к ответственности по суду; <…> Чуваши после долгих и мучительных размышлений решились <…> убежать <…> в Турцию. И действительно убежали; убежали целыми семействами из трех уездов Саратовской губернии» [297, с. 512–513].

Примеров такой направленности русской внешнеполитической активности можно привести очень много, начиная именно с середины XVII вв. А в 1914 г. завоевание Константинополя и проливов и присоединение турецкой части христианской Армении было в России единственным разумным, реальным, понятным и правдоподобным лозунгом и оправданием участия в мiровой войне. К 1917 г. эта задача 250-летней давности оказалась выполненной лишь отчасти; заботами русских царей и императоров и кровью русских воинов были присоединены Украина, Белоруссия, Грузия, Молдавия и часть Армении. Конечно, ни при царе Алексее Михайловиче, ни при его потомках и преемниках, она не декларировалась открыто в официальных документах (умалчивающих, как всегда, не только в России, об военно-экспансионистских тенденциях политики), но всегда о ней знали (и часто говорили и писали) духовные и политические лидеры православных народов, подлежащих, так сказать, освобождению, так как без помощи этих народов и их лидеров она становилась вовсе невыполнимой, а эта помощь должна была быть своевременно подготовлена и организована.