Расколотая свобода

Я потерпела неудачу с беременностью, а теперь меня ждало фиаско с выкидышем. Я подвела себя, своего ребенка и, возможно, Данте, хотя ему не суждено было даже узнать об этом.

Никто не мог узнать об этом, говорила я себе. Я не могла допустить, чтобы они узнали о моем крахе.

Депрессия подкрадывалась ко мне минута за минутой, час за часом, окрашивая в черный и серый мой некогда наполненный красками мир. Она неотступно поглощала меня. Бремя моих забот и несправедливость этого мира повлияли на меня настолько, что у меня не осталось сил сдвинуться с места.

После выкидыша я была буквально погребена под весом этой темноты. До этого горя я и не знала, что такое настоящая боль. Но после моя жизнь замерла, она изменилась, и я превратилась в совершенно другого человека. Я не отвечала на звонки. Не выходила из комнаты, хотя моя соседка часто звала меня куда-то. Не отвечала на сообщения Данте, братьев и сестры.

Возможно, мне следовало рассказать семье о случившемся, но в то время Иззи находилась в колонии для несовершеннолетних. Может, мне стоило поделиться этим с Данте, но он проходил службу за границей. Разве могла я обременять его своим горем, тогда как с самого начала утаила правду о нашем ребенке?

У меня оставались силы лишь на то, чтобы продолжать дышать. И даже такое простое действие отнимало у меня все силы.

Глава 16 Данте

Получить информацию

Вот оно. Это выражение страдания на ее лице. То самое, которое я лицезрел каждый раз, когда мы виделись. После того, как я лишил ее девственности. Только на этот раз она начала рассказывать мне о причинах, и я собирался добиться ответа.

– Что потеряла, Делайла Харди? – процедил я.

Она вздохнула и прикусила губу, оглядываясь по сторонам.

– Не самое подходящее место для таких разговоров.

– Но мы сейчас здесь, так что ответь.

– Давай пойдем в более уединенное место, – она сцепила руки, словно знала: разговор получится не из простых.

Так и было. Потому что мне на ум приходил лишь единственный вариант потери, который мог бы вызвать такую депрессию, и я едва не сорвался.

– Леонардо, – рявкнул я через плечо помощнику, направившему нас к нашему столику, – освободи ресторан.

Он поспешил исполнить приказ, пробормотав:

– Конечно, мистер Арманелли.

Но я уже не обращал на него внимания. Я смотрел на девушку напротив, как при звуке моей фамилии расширились ее глаза, как она наблюдала за хозяином, который вместе с сотрудниками принялся резво выполнять мою команду.

Лайла не понимала, какой властью я обладаю, но уже догадывалась.

– Данте, – прошептала она, – ты не можешь… Люди уходят. Мы не можем испортить людям завтрак. Почему они слушают тебя?

– Потому что я Арманелли, Делайла. А люди слушают Арманелли.

– Какая нелепость, – она покачала головой и начала вставать со стула. – Ты не можешь просто так командовать людьми.

Я не собирался опять оставаться ни с чем. Она должна была понимать это, тем более я уже догадывался, какой ответ меня ждет. Но я ждал, пока Лайла подтвердит мое предположение, чтобы быть уверенным в его правдивости.

– Сядь на место, – прорычал я. Проходившая мимо пара подпрыгнула от этого тона.

Надо отдать Делайле должное, она не отшатнулась, но ее тело мгновенно поняло, кто здесь главный. Она тут же опустилась на свое место.

– Не кричи на меня, Данте, – отругала она меня, хотя знала, что не имеет на это права. – И этот фокус, который ты только что устроил со всеми этими людьми, – проявление неуважения.

Я усмехнулся над ее попыткой поставить меня на место и потер челюсть. За такой выпад любой другой уже попрощался бы с жизнью, а вот с ней я сдерживался. Но ярость все равно давала о себе знать, и я знал: если мы сейчас все не проясним, я точно взорвусь.