Расколотая

– Вы ведь помните Бена? Бена Никса. Моего друга, – говорю я, и она слегка наклоняет голову. – Я хочу знать, что с ним случилось. Где он сейчас.

– Я уже говорила тебе, что не знаю.

– Вы знали, что он срезал свой «Лево», вы это говорили. Вы должны что-то знать.

– Ты тоже знала, и я никогда не спрашивала тебя об этом. Что произошло с ним потом… Я смотрела в свое время, но такой информации в нашей системе не было. – Она вздыхает. – Послушай, я это докажу, хорошо?

Она открывает свой компьютер.

– Подойди сюда, и увидишь все своими глазами. Его фамилия Никс, говоришь?

Я киваю. Она набирает «Бен Никс» и нажимает кнопку поиска.

В ответ ничего.

– Может, он значится как Бенджамин. – Она пробует так – результат нулевой.

– Ничего не понимаю. – Доктор хмурится, потом лицо ее проясняется. – Он будет в твоих записях. Да. Я делала перекрестную ссылку с ним под твоими друзьями и членами семьи. Да, вот его номер. – Она переключает экраны и вновь постукивает по экрану.

Нулевой результат.

На лице ее мелькает гнев и что-то еще. Она закрывает компьютер.

– Что случилось? – спрашиваю я.

Доктор Лизандер откидывается назад, снимает очки, трет глаза. Без своих грубых очков в массивной черной оправе она выглядит по-другому. Глаза, не увеличенные линзами, кажутся уставшими, более человечными. Она вновь надевает их.

– Его, должно быть, удалили.

– Что это значит? Что он…

– Умер? Не знаю. Просто смерти недостаточно, чтобы удалить человека из системы. Никто из больничного персонала не может этого сделать, даже члены правления. Я могу создавать новые файлы пациентов, обновлять их, редактировать, но не удалять. Это против всех правил. И все же его как будто и не существовало.

– Кто мог сделать это?

– Безымянные лица с… – Она смолкает. – Ты кошка, а я мышка? Довольно твоих вопросов. Ты же видишь, я ответила, как могла. И рассказала тебе то, чего не должна была. Теперь твоя очередь. Скажи, к тебе вернулись еще какие-нибудь воспоминания? – Она подается вперед, лицо по-прежнему старательно сохраняет беспристрастность, но за ней угадывается напряженное любопытство.

С одной стороны, мне очень хочется ей все рассказать. Она может понять, что со мной произошло, объяснить. Но это опасно. Я нахожусь под пристальным вниманием лордеров, и кто знает, не слушают ли они меня?

Мои глаза оглядывают кабинет. Подслушивающие устройства могут быть тут спрятаны где угодно.

– Что такое?

– Не здесь. Я не могу говорить об этом здесь. Это небезопасно.

– Уверяю тебя, этот кабинет не прослушивается. Это было бы грубейшим нарушением конфиденциальности между врачом и пациентом.

– Еще хуже, чем стереть записи о пациенте?

Она приоткрывает рот, потом закрывает его. Мгновение думает. Пишет что-то на клочке бумаги, потом передает его мне: «Встретимся в 9 утра во вторник», – написано там. Конная дорожка рядом с моей школой помечена на нарисованной ниже схеме.

У меня так много причин сказать «нет», но я стискиваю бумажку в руке и киваю.

– Ты умеешь ездить верхом? – спрашивает доктор.

– Да, – отвечаю я, не задумываясь, хотя даже не знаю, так ли это. Да, так. Мелькает воспоминание: лошади, бегущие по полю. Прыжок через низкую ограду – это сродни полету!

– Что случилось, Кайла?

– Я вспомнила, – шепчу я. – Лошадь. Черно-белая. Мы с ней могли летать!

И ее глаза загораются жаждой узнать, узнать все. Посмотреть, что пошло не так в моей голове.

Но если ее любопытство будет удовлетворено, что тогда?

Вернувшись домой из больницы, я сижу в своей комнате и смотрю на конверт Нико, желая узнать его тайны. Я могла бы открыть его, посмотреть, что внутри, но засовываю в карман и направляюсь вниз.

– Я к Кэму. – Обуваюсь и открываю дверь. Выхожу, пару мгновений медлю, потом просовываю голову обратно.

– Мам?

– Что? – Она выходит в прихожую.

– Это было засунуто в дверь. Адресовано тебе. – Я протягиваю конверт, но не ухожу. Мне нужно знать. Что в нем? Какой будет ее реакция?

Нахмурившись, она берет конверт. Разрывает его, вытаскивает листок бумаги. Просматривает, и глаза ее расширяются. Она резко втягивает воздух.

– Что там?

– Ничего важного, – быстро отвечает она и прячет листок с конвертом в карман. По моим глазам, наверное, видно, что я ей не верю, и на секунду взгляд ее смягчается, в нем появляется нерешительность. Она уже готова мне что-то рассказать, то ли правду, то ли какую выдумку, ведь между нами так много тайн. Откроется ли она мне? И если да, сделаю ли я то же самое?

Тук-тук-тук.

Мы обе вздрагиваем.

Мама впускает гостя.

– Кэм, привет. Входи.

Он переступает через порог, переводит взгляд с нее на меня, словно чувствует, что что-то неладно.

– Великие умы мыслят одинаково. Я как раз собиралась пойти узнать, не хочешь ли ты погулять.

– Конечно, – отвечает Кэм. – Но сначала у меня вопрос. Что я должен надеть на эту тусовку на ДПА? – Мы с мамой удивленно смотрим на него, а он на нас. – Ох, он что, не сказал вам?

– Кто? Чего не сказал? – спрашиваю я.

– Твой отец. Он спросил, не хочу ли я пойти на этот прием с тобой, чтобы потом отвезти тебя домой после обеда.